Золотой рубин. Хрустальная ваза

- Да, полегче! Нельзя мне полегче, потому что у меня вон их сколько, уроков этих. Я, правда, раньше немножко ленилась, все отводила, вот теперь и приходится гнать. А ежели бы я не запускала раньше уроки, то сейчас мне, хоть какое соревнование будь, торопиться было бы нечего, все у меня было бы хорошо, - призналась Люба.

- Да, это ты зря так запустила все, - вздыхает Настя.

И подружки старались вовсю, сидели за Любиными уроками до полуночи. Настя старалась помочь подруге не только в рисовании, а во всем, где могла.

Машина же, занятый своими делами на заводе, не замечал и не видел ничего: он и не знал, как трудно его дочуркам, родной и приемной.

XIII НА ПЕРВОМ МЕСТА МАШИНА ПРОКОП!

И вот прошел первый месяц соревнования, подвели итоги.

И Прокоп Машина пошел гоголем по заводу, по поселку. Ну как же? Его цех, гутенский, на первом месте во всем заводе оказался. А в цеху он, Машина, со своей бригадой, первый. В стенной газете об этом большую статью написали и даже портрет-карикатуру поместили. Нарисовали его в виде паровоза, с трубкой в зубах, ноги колесом, а под рисунком подпись:

Курьерский паровоз № 1 - Прокоп Машина.

А за паровозом на платформах весь гутенский цех. Другие цеха ехали кто на чем: шлифовальный на тройке, гелиоширный на автомобиле, составной на велосипеде. Каждый занял то место, которое заслужил.

«Да, вот оно, дело-то, как показывает», - думает Машина радостно.

- Ну, ребятки, смотрите, так и держись теперь всегда, - говорит Машина мастерам-гутенцам в бригаде своей.

Только теперь, когда наладилась работа в цехе, когда пошло соревнование полным ходом, вспомнил он о своих дочурках, начал шутить с ними.

Но дочурки ходили невеселые, задумчивые, на шутки его почему-то не отвечали.

- Это как же я понимать-то должен, а? - спрашивает Машина.

- А как хочешь, так и понимай, не до тебя нам сейчас, - ответила Люба.

«Нет, нет, тут что-то у них не так, - думает Машина. - Или они поругались, или их обидел кто какую».

А настоящей причины плохого настроения у подружек он не знал да и знать пока не мог. Правда, Люба не раз намеревалась рассказать отцу все, но каждый раз останавливалась: у ней язык не повертывался признаться ему, - стыдно было. Ведь он хорош-то хорош, а обмана и жульничества никому не простит.

У Любы же дела еще хуже стали, чем были. Позавчера она отнесла работу свою, вернее, Настину учителю Василию Ивановичу, и тот был просто поражен.

- Синюкова! Это невероятно! Ты все сделала? Нет, мне просто не верится, что ты одна это сделала. Тебе кто-то помогал, - сказал Василий Иванович, разглядывая рисунки. - Нина Смирнова и половины того не сделала, что ты. Это прямо изумительно!

А Люба стояла ни жива и ни мертва.

- Нет, это я пошутил, - начал успокаивать ее Василий Иванович. - Кому ж тебе помогать? Отец твой и карандаша-то в руки не берет. Он хороший мастер, а рисовальщик никудышный, да ему и не нужно это. Но ты только пойми, Синюкова, как хорошо все это нарисовано! Ты скоро лучше меня начнешь рисовать, - продолжал он восхищаться, любуясь рисунками.

А Любе хоть провалиться сквозь землю, не смотреть в глаза учителю.

- Ну, Синюкова, решено: я отдаю тебе вазу! - кричит Василий Иванович.

- Какую вазу, Василий Иванович? - лепечет Люба, еле живая.

- Хрустальную, какую же еще? Смирновой я дам кувшин, а тебе вазу. С вазой Смирнова не сделает того, что нужно, а ты справишься.

- А что делать с нею нужно? - замирает Люба.

- Расписать, вот что! Я уже говорил, что сейчас у нас большой спрос на расписной хрусталь, так вот ты и распишешь вазу. Я выдам тебе краски, смешивать их на скипидаре будешь, и ты распишешь ее. Первый приз за тобою, я в этом уверен.

- Василий Иванович, отдайте ее Смирновой, - просит Люба. - У меня болит голова, у меня не кончено еще с химией, физикой…

- И слышать не хочу, и слышать не хочу! Твое место в живописи, Синюкова. А с химиком и физиком я поговорю. Они не будут отрывать тебя от того, к чему у тебя способности огромные, - от живописи. Я этот вопрос и на заседании школьного совета поставлю. Нет, вазу расписываешь ты. Дело в том, Синюкова, что до сих пор нет еще ваз, удачно расписанных, а кувшины есть. Кувшины давно уже расписываются, а вазу - о, вазу! - не так-то легко расписать! И главное, нет образцов хороших. Я дам тебе для ознакомления и рисунки старинных ваз, но они для теперешнего потребителя не подходят, они устарели. И вот ты сама придумай сюжет для росписи, от старого ты оттолкнешься только.

- Василий Иванович, я не могу, у меня ничего не выйдет!

- Выйдет, выйдет, я тебе говорю. Ты просто своих сил не знаешь. Ты подумай хорошенько и катай. Я буду помогать тебе, будем вместе работать.

Пол зашатался под ногами у Любы, перед глазами туман, круги, огоньки какие-то, она еле прошептала:

- Ладно, Василий Иванович, я попробую. Но только я одна, без вас…

- Тем лучше, тем лучше! Срок тебе целый месяц, ты вполне справишься, главное - не робей. Неудачно - смывай долой, снова начинай, только не торопись. Ты ведь непоседа ужасная, а живопись терпения требует.