Золотой Рыцарь

Юноша вытер слезы и, всхлипывая, ответил:

– Нет, я не дарил никому золота. Я просто помог той доброй и несчастной женщине и сделал ее монеты золотыми. Не надо солдат, господин уважаемый герцог, не надо меня бить! Отпустите меня к рыбакам, пожалуйста!

Вайсауген на секунду замер и привстал с кресла.

– Повтори, что ты сказал! Я не расслышал… Как это, ты «сделал ее монеты золотыми»?

Рыжий прекратил плакать, сел на пол и обхватил голову руками.

– У меня так иногда получается. Я вставляю золотой глаз, и он сам делает золото. У той бабушки было несчастье, они с мужем страдали, голодали, и золотой глаз помог. Я просто посмотрел, и золото получилось само…

Герцог очень близко подошёл к юноше и навис над ним.

– «Сам делает золото» – медленно повторил он. – Ты алхимик? Колдун? Маг?

Юноша поднял глаза на герцога и ответил:

– Честное слово, уважаемый господин герцог, я не волшебник и не колдун. Мой золотой глаз сам делает золото, когда я этого сильно захочу. Отпустите меня к рыбакам, пожалуйста, и я вам покажу, как золото делается. Оно просто рождается и всё. Без магии и колдовства.

Герцог сжал подбородок в ладонь и вернулся в кресло. Он очень крепко задумался, изредка сверкая глазами в сторону рыжего.

– Или ты на самом деле такой круглый дурак, или ты очень и очень умён. – Сказал Вайсауген, глядя на скатерть стола. И вдруг возбуждённо выкрикнул – Делай! Бери в этой комнате всё, что тебе понравится, и продемонстрируй мне свои чудеса! Разрешаю! Давай, рыжий, не стесняйся! Обещаю, я отпущу тебя домой! Эй, стража!

Герцог позвонил в колокольчик и тут же появился солдат.

– К нам никого не впускать! И не шуметь там! Выпорю!

Солдат поклонился и исчез.

А герцог, вновь повесив на лицо добрую улыбку, ласково сказал мальчишке:

– Давай, милый, начинай работать. Герцог Вайсауген очень ценит расположение и исполнительность. Ты получишь награду, обещаю… Показывай!

Он хлопнул в ладоши и расположился в кресле так, словно собрался посмотреть праздничный фейерверк на ярморочной площади.

Рыжий тяжело вздохнул и полез за пазуху. Он достал грязный мешочек, развязал тесёмки и вытряхнул на ладонь небольшой хрустальный шарик, впаянный в ажурную золотую оправу.

– Олефф, пожалуйста, назови меня старой глупой коровой! Обругай меня!

– Ты, что, Торбетта! Что с тобой? – Олефф слез с лавки и подошёл к рыдающей супруге. Старуха сидела у двери прямо на полу и выла, размазывая слезы по щекам. Олефф пристроился рядом с ней и обнял за плечи.

– Не страдай так, мать… Ну, сколько лет мы живём с тобой? Пятьдесят? Шестьдесят?

Он растопырил пальцы на обеих ладонях и уставился в них, продолжив:

– А может, уже все семьдесят? И сколько трудностей мы пережили вместе. И сколько горя съели на двоих?

– Много, Олефф… Ой, как много.

Кривая спина задумчиво уставился в пустую стену и сказал:

– Хороший у нас дом, дорогая?

Супруга всхлипнула и уткнулась рыбаку в плечо.

– Хороший… Только пустой!

Олефф ласково погладил жену по руке:

– И уж сколько раз мы с тобой грызлись и ругались, что и не вспомнить… Нет, Торбетта, разрази меня шторм! Я не хочу больше ни ссориться, ни браниться с тобой!

Торбетта вытерла слезу и покачала головой:

– Кривая спина, в этот раз я заслужила. Я старая, безмозглая корова! Да мне надо было вцепиться ему в плечо, затащить в дом и не отпускать! Никогда больше не отпускать от себя этого парнишку! А я, как долбанутая веслом, побежала на рынок хвастаться! Что со мной? Ругай меня, Олефф, ругай!

Олефф тяжело поднялся, опершись о дверной косяк и навис над женой, как скала.

– Можешь огреть меня скалкой или половником, ругать я тебя не согласен! Даже не проси!

Торбетта вцепилась руками в волосы:

– Дура я, дура! Ах, если бы он жил с нами! Понимаешь, Олефф? У нас бы никогда не переводились деньги! Я бы ухаживала за ним, как за собственным сыном!

И она заревела громче прежнего.

Олефф хотел как-то приободрить жену, успокоить её. Впрочем, у него самого было такое же скверное состояние, что хоть кидайся в море.

После визита к герцогу у супругов потерялась всякая надежда отыскать мальчишку. Господин Вайсауген принял их со всем уважением и вежливо выслушал, выразив сочувствие. Но вся его помощь вылилась лишь в красивые слова и жеманные улыбки. Герцог отказал просителям, не дав им ни солдат, ни обнадёживающих обещаний. Словом, просто выставил за порог.

Олефф прошёлся по комнате ещё раз, с тоской взглянув на пустую стену. Торбетта же сидела, не шелохнувшись.

Рыбак решил пошутить, чтобы поднять настроение супруге:

– Дорогая, а давай купим кур. Хочешь? Я брошу к чертям рыбалку, буду сидеть всегда дома и ухаживать за нашими курами! Сколочу им приличный загончик, буду чистить, посыпать свежими опилками? Зато всегда будут мясо и яички! Заживём!

Старуха протянула мужу руку, чтобы он помог ей подняться. Она вытерла слезы, затянула на шее платок, взяла тряпку и стала убирать в комнате.

– Дурак ты старый, Олефф! Чем ты собрался кормить своих кур? Знаешь, сколько пшена и зерна им надо, чтобы отрастить ноги хотя бы на одну кастрюлю супа? Покажи мне свои сбережения!

Олефф подмигнул: