Золотой самолет

Они сидят на острове

средь горя и тоски,

такие в прошлом важные,

и трут себе виски.

Сейчас бы расстояние

в момент преодолеть

и проявить сознание —

с народом вместе спеть.

Но тяжесть быта властная

не даст простор речам,

здесь сторона опасная —

возрадуйтесь харчам.

Такого в бытность не было,

вы парни от сохи,

и вот сегодня мучают

какие-то грехи.

Какое наваждение:

на долг – сарказм и гром…

На небесах отказано,

в итоге вам облом.

А рыбки плывут

Декабрь, а рыбки плывут,

и настроение злое:

назавтра плакаты порвут,

возьмутся опять за пустое.

А хочется праздника всем,

салюта – без всяких концессий,

у каждого – свой Вифлеем,

поодаль от драм и рецессий.

И теплится тайна-звезда,

и видятся лики святые,

оттуда ушли в никуда

стремительно ноги босые.

Декабрь 2011 г.

«Рота подъём!»

Затишье перед бурей —

когда казарма спит.

Летит быстрее пули

команда, рвёт гранит.

Вся рота бесновато

кипит живым ручьём,

торопятся ребята

и встанут под ружьём.

Никто не опозорит,

живёт в народе стыд,

плац ровно полк построит,

здесь рота – монолит.

Звучат команды точно

под звуки трубача,

чеканят роты стройно

под пляску кумача.

1985–2011 гг.

* * *

Титулы, титулы, титулы…

Улицы имени…

«Жди хулы».

* * *

Я лежу в постели,

Солнце низко бьёт.

Жизнь – зима, без трели,

без тепла – не мёд.

Кто её доселе за руку ведёт?

Кто создал пространство,

широту души,

скатерть-самобранку?

Света не туши.

* * *

Удивительная проза

тянет больше на роман,

но не смыслом, а объёмом

ляжет точно на диван.

Встреча с породой

Не знаешь, чего она хочет:

улыбка плывёт во весь рот,

дворняжка за стенкой хлопочет,

а эта немая, как крот.

Тебя посещает сомненье,

ты ищешь момент для прыжка,

и вот между вами мгновенье —

до двери четыре вершка.

Спасает находка простая:

бросаешь ей в морду сапог,

а сам – как голодная стая,

и выигран гонки пролог…

Присядешь в теньке под забором,

красиво скривятся уста,

проглотишь ойкумену взором,

и нет за тобою хвоста.

23 января 2012 г.

* * *

Местность так себе, казалось,

но втянулся, задалась

демоническая сила

и Божественная связь.

Посадил кругом шиповник,

можжевельник, иван-чай,

куст сирени… Я– садовник,

как меня ни величай.

Сделал стены из забора

и поймал такой кураж —

перекрыл пространство злое,

получился бельэтаж.

Счастлив я, живу под вишней,

дарит песни соловей,

стала роза здесь нелишней

и тюльпанов хор мощней.

Так люблю, когда с рассветом

прилетают птицы к нам.

Я встречаю их приветом:

обожаю птичий гам.

Они тенькают, плодятся,

восхищая день земной,

блещут перьями, резвятся

и дурачатся со мной.

Время вьётся, канем в лету,

на Руси всё будет так:

птичий гомон, бабье лето,

и всегда Иван-дурак!

Январь 2012 г.

Золотой самолёт