Золотой скарабей

Андрей, побывав на исповеди у архиепископа, тоже проникся к нему благоговением, а тот полюбил мирный и уживчивый нрав молодого художника.

Все более милой становилась Андрею Василиса, смотреть на нее было для него радостью: глаза ясные, блестящие, хоть и строга, не позволяет лишнего. А может, сердце к нему не лежит?..

(Наступит время – и придет тот, кто заставит сильнее биться сердце Василисы, а сама она привяжется к девице, покорившей самого императора. Будет писать она эпистолы Андрею, из которых он узнает про «предмет ее амурный».)

Если бы не работа с Матвеем, потерял бы голову будущий архитектор.

…Однажды неподалеку от строящегося дворца произошло нечто необыкновенное, историческое. Вбежал паренек и возбужденно крикнул:

– Идите, глядите, везут по дороге Емельку Пугача!

Показалась окруженная солдатами и отрядом при двух пушках повозка на колесах. В ней стояла сколоченная из крепких досок клетка, а за решеткой – зверь-Пугач! Черный, взлохмаченный. Он держался за доски, не садился, а только качался из стороны в сторону.

Казалось, Пугач вот-вот раскачает клетку и вырвется на волю. Но уже знали тогда о приказе раздраженной императрицы: «Ежели вырвется сей злодей – головы всем не снести!» А кто в охране? Уж не Суворов ли там? Неужели не нашли для такого дела не столь великого полководца? Екатерина посылала для укрощения бунтовщиков генерала Бибикова, а теперь вот – самого Суворова?

Андрей вспомнил Бибикова и отвернулся от неприятного зрелища. Василиса со странным любопытством не спускала глаз с печальной телеги. Андрей покосился на девушку – отчего она так? Узнать, догадаться о том ему предстояло еще не скоро.

Как-то раз Василиса снова повела Андрея к священнику Платону (Левшину), и на этот раз беседа была продолжительной. Положив руку на голову Андрея, тот говорил об апостоле Андрее, который первым уверовал в Христа и позвал с собой брата своего Петра – оттого называют его Первозванным. Апостол почитался как покровитель Древней Руси, он предсказал создание славного города Киева и славного Новгорода. Святой Андрей стал покровителем морского флота, в честь него Петр I учредил орден Андрея Первозванного… Некогда, в III веке, проконсул римский натравил леопарда на апостола, однако зверь задушил сына того проконсула; Андрей, однако, воскресил его.

– Несть числа добрым деяниям апостола. И тебе, раб Андрей, в честь его дали имя – так можешь ли ты, сын мой, свершать дурные поступки?.. Когда апостола приговорили к распятию на косом кресте, он произнес речь во славу Креста, и было сие стремлением к мученичеству на пути к Царству Божию. Не гордился апостол храбростью своей, и тебе, раб Божий, надлежит не предаваться тщеславию и гордыне… Ежели дал Бог тебе художественный дар, так в том нет твоей заслуги. Стоит только подумать: «Как я потрудился рядом с известным зодчим, как я помог ему» – и тут же Господь отойдет от тебя. А если человек не сохранит Божий дар, не воспользуется им, дьявол заберет его к себе. Надобно вырабатывать смирение, и оно спасет тебя от тщеславия… Делаете дело – спрашивайте себя: угодно ли сие Богу? Не завладела ли мной страсть – орудие дьявола?.. Услыши нас, Господи, услыши и помилуй!

Отец Платон отдельно беседовал с Андреем, и лицо у него было такое доброе, такое ласковое, и рука так плотно и легко лежала на голове Андрея, что ему казалось: здесь обретал он покой и любовь – словно это его родной отец!

Каяться Андрей еще не научился, грехов за собой больших не чувствовал… Жило, пожалуй, в нем еще беспокойство за графа Строганова, смущало неведение отцовства, однако про то говорить с батюшкой стыдно. Отец Платон! Все подкупало в нем, но к откровениям Андрей не был готов. Лицо же священника было такое славное, что в памяти Андрея всплыл тот необычайный господин в белом парике – фамилия вроде Мусин-Пушкин. Но ведь тот был преисполнен знаний научных, кажется, инженер, а митрополит мыслил о Божественной сущности мира.

Какой его грех еще? Василиса? О ней тем более Андрей не мог даже заикнуться. Так и получалось, что ни в одном грехе, тайне не мог ни признаться, ни покаяться раб Божий Андрей.

…В другой раз, приближаясь к Успенскому собору в Кремле – служба уже началась, – Андрей думал: «Вот бы и мне построить храм, подобный тому, что сделали итальянцы! Или лучше…» Но вдруг практическая и страстная мысль отдалилась, откуда-то сверху донеслось чудное пение, на митрополичьем месте появился, воздев руки, отец Платон – и Андрей почувствовал некое прохладное дуновение. Нечто Божественное окружило его и словно приподняло вверх – и душу, и мысль, и тело! Священный трепет пробежал по жилам. И две тихие слезы скатились по щекам…

…Когда Андрей вернулся к Путевому дворцу, Казаков, не отрываясь от чертежа и от своих мыслей, озабоченно говорил:

– В архитектуре нельзя без скульптур из мрамора… Литейное дело тоже надобно, медь, золото… А потолки, декорации, стены? Работа прекрасная, хотя и трудная! Но здесь, в России, архитектор ничего не имеет, кроме жалованья. Пока он нужен – платят, заболел – никому нет до него дела.