Золотой скорпион

Может быть, она заснула, может, на секунду потеряла сознание… Или не на секунду? Только первое, что она услышала, когда очнулась, были слова на незнакомом ей языке. Кто-то поднимал ее под руки. Маша не сразу сообразила, что ее ведут вниз по ступенькам и дальше, к подъехавшей машине.

И вдруг – голос Ильдара за спиной:

– Стойте! Стойте, что здесь происходит? Куда вы ее ведете?

Ему ответили на том же незнакомом языке, а потом на русском.

– Эта женщина была здесь, у двери. Наши гости думают, что она бездомная или больная. Она в крови, нужно ехать в больницу…

Ильдар уже подхватил Машу на руки.

– Ничего не нужно. Я муж этой женщины. Мы сами разберемся. Маша, ты в порядке?

– Да, в порядке, – выдавила она.

Дверь хлопнула, через секунду Рокотова увидела Иловенского.

– Маша?! Что с ней? Что случилось?!

Он содрал с себя рубашку и укрыл ею женщину. Ильдар нес Рокотову к крыльцу.

– Да, мы справимся, – ответил Иловенский на встревоженные вопросы иностранцев. – Мы разберемся, это моя жена.

– У этой женщины два мужа, и она неодетая брошена у двери? – удивился переводчик.

Маше стало смешно.

Вскоре она уже сидела в кабинете Зайцева, кутаясь в широкую рубашку Павла, и пыталась пить горячий чай. Ее по-прежнему трясло, и чашка плясала в руках.

Ильдар уже наорал на нее и все еще продолжал бы ругаться, если б Павел не выставил его за дверь. На стройку ловить маньяка послали охрану Сычева и Каримова и вызвали милицию.

– Маш, неужели ты совсем не помнишь, как он выглядел? – пятый раз спрашивал Иловенский.

– Нет, я не разглядела.

– Но почему? Ведь сейчас светло.

– Он все время стоял против солнца. И мне было страшно! И не говори со мной об этом!

Ее голос срывался на крик, и Павел прекращал расспросы.

В кабинет снова ворвался Каримов.

– Что тебя понесло на эту стройку?! Тебе приключений мало? Пашка, когда ты, наконец, посадишь ее дома под замок? Это же еще счастье, что ей удалось спастись. Кстати, как тебе удалось?

– Я спрыгнула с крыши.

– О! Видишь? Она спрыгнула с крыши и чудом не сломала себе шею.

– Кажется, преступник прыгнул вслед за мной и, наверное, сломал себе шею. Он остался там лежать, у трехэтажного корпуса.

– Ты прыгала с третьего этажа?! – испуганно прошептал Иловенский.

– А ты думал с первого? – съязвил Ильдар. – Экстрима маловато! А что не с пятого-то?

– Отстань ты от нее, – огрызнулся Павел. – Слава Богу, жива осталась.

– Все до разу.

– Иди уже отсюда. Мы сейчас домой поедем.

– Никуда вы не поедете, – отрезал Каримов. – По крайней мере, пока не приедет милиция и во всем не разберется.

Когда приехала милиция, оказалось, что разбираться пока не в чем. Никакого мужчины на недострое не нашли, только привезли Машину сумку, валявшуюся прямо на дорожке. Сама Маша со страху почти ничего не могла сказать. Врач со «Скорой», побывавший здесь еще до милиции, сделал ей укол успокоительного, и ее неумолимо клонило в сон. Павел, наконец, увез ее.

Глава 42

Ни о каком сексе не могло быть и речи, не только потому, что за стенкой спали мальчишки. Маша к ночи уже выспалась и теперь лежала, глядя в потолок, и гадала, в чем же причина накатившей на нее тошнотворной тоски: успокоительное, которое вкололи ей днем врачи, или невыносимый стыд, оставшийся от сегодняшнего происшествия. Пожалуй, все-таки стыд. Было тошно вспоминать, как она едва не бросилась на шею убийце, как хотела почувствовать на своих губах его губы, как ее тело почти отказалось слушаться разума. Почему!? Потому что он был сильным? Напористым? Потому что вел себя, как завоеватель, как победитель? Какие низменные чувства и предательские инстинкты всколыхнуло в ней это нападение? Неужели причина только в том, что он вел себя, как животное, как самец, чувствующий свою силу и превосходство? Дикость какая!

Но, если все именно так, то многое, многое нужно переосмыслить и пересмотреть. Точно так же, разве что с поправкой на интеллект и цивилизованность, вел себя с нею Ильдар Каримов. В любви он был резок, требователен и не способен на компромиссы. С ним всегда было тяжело, он совершенно изматывал Машу и морально, и физически. Но любовь с Каримовым была похожа на серфинг в шторм: ты отчаянно ловишь волну, неимоверным напряжением удерживаешь равновесие и знаешь, что волна все равно накроет тебя, не даст возможности ни дышать, ни выплыть, пока сама не вынесет на поверхность или не вышвырнет на каменистый берег. От такого приключения остаются синяки, ссадины и ни с чем не сравнимый восторг.

В Павле Иловенском не было ничего от дикого самца. Совсем недавно, до встречи с Машей, он слыл ловеласом, любовником совершенно не разборчивым и не способным на настоящие чувства. В тот год, что предшествовал их встрече, женщины в жизни Павла менялись так же часто, как повестки дня в Совете Федерации. Не всегда он был на высоте в постели да и не стремился к этому. Женщина на вечер нужна была ему не для секса, а для того, чтобы не сойти с ума от одиночества и не выброситься из окна. Эту истинную причину Иловенский скрывал ото всех и даже Маше признался совсем недавно. И сразу стал для нее проще, роднее и понятнее.