Золотой след (легенды, сказки)

Оказалось, и трех дней было недостаточно для того, чтобы общественное сознание созрело в отчаянии своем для восприятия случившейся трагедии. Главное, поверить в бессмертие. Тогда смерть - возможна. Парадокс.

Андрей Баныкин в это утро, то есть в пятницу шестого марта, возвращался из Павшино, подмосковного дачного поселка в районе Истринского водохранилища. Здесь было гнездо Куропатки. Так в шутку называли дачу Александра Павловича Куропатова. Андрея привела сюда необходимость подписать несколько уже отредактированных статей для отправки их в Главлит. Куропатов по телефону почему-то попросил, чтоб с материалами к нему приехал Баныкин. Выяснилось, что Куропатов простудился на рыбалке (большой любитель подледного лова), залег в постель, лечится.

Всю дорогу до Павшина в электричке, Андрей размышлял, почему именно он понадобился главному редактору. Среди материалов, которые Андрей вез на подпись, не было ни одной его статьи. Вскоре выяснилось, что дело было не в статьях, а совсем в ином. На парткоме в конце марта предполагалось заслушать сообщение Куропатова по итогам работы отдела печати в первом квартале текущего года. И вот по предложению Лаврухина (не забывал шеф своего любимого подчиненного) - сбор необходимых материалов для такого сообщения решено было поручить Андрею. Поэтому-то Куропатов и надумал, не откладывая дело в долгий ящик, обсудить с Баныкиным, в каком направлении теперь им обоим действовать. Конечно, Андрей сразу понял, едва Куропатов заикнулся о сборе материала, что придется попросту говоря, написать доклад. Такую работу он исполнял уже не первый раз (писал тезисы и для самого Лаврухина), так что по сути к этой новости отнесся спокойно, хотя про себя чертыхался - надоело ему быть негром у начальства. Но он говорил себе "сам виноват" и терпел.

На даче в Павшино все вопросы обсуждались долго и обстоятельно. Потом столь же долго и обстоятельно они ужинали (с вином, разумеется), - так что пришлось заночевать.

Утром, когда он появился на станции, газетный киоск был уже открыт и Андрей купил "Правду"...

Газета лежала у него на коленях. Пораженный случившимся до того, что его охватило беспамятство, он не понимал откуда он едет, куда и зачем. Смотрел в окно быстро несущегося вагона, за которым мелькали домики с разноцветными палисадниками, деревья, фигуры одиноких людей. "Как же это?" - спрашивал он себя, хотя понимал, что задает себе глупый вопрос. Любой человек - идет, идет, вдруг упал, инсульт, инфаркт, что угодно и конец. Но тут же возражал себе: с любым человеком в любую минуту может случиться что угодно, это вполне допустимо. Но с любым человеком, а не со Сталиным.

Слез мало, - замечает он. А все - слова, слова, слова. И это пугало. Даже искренние слова кому-то нужны, не мертвому же. Казалось в смерть Сталина народ не имел права поверить. Почему, однако? Ведь было сообщение, что Сталин тяжело болен. В том-то и дело: болеть Сталин мог, умереть не может, ибо Сталин - это не просто человек и не только вождь. Сталин - это Понятие, это Способ жизни, утвердивший себя после Отечественной войны, казалось, навсегда.

Андрей, взяв в руки газету, ещё раз взглянул на портрет человека в маршальском кителе, со звездочкой на груди. Волевое, даже красивое лицо с морщинками у глаз, с густыми надежно откинутыми назад волосами. Не позирует, стоит спокойно, пальцы правой руки за бортом кителя. "Но почему "Понятие"? - думал Андрей. - Вполне реальный конкретный человек". Два ответа, что умер вполне реальный, конкретный человек и умерло Понятие - не укладывались в одном слове - Сталин. А может, существовало два Сталина и вот один из них умер - Сталин-человек, а Сталин-Понятие, Явление, История остался? Этот ответ показался убедительным. Но надолго ли этот второй, не ушедший из жизни Сталин, теперь сохранится? Да и сможет ли он вообще существовать в одиночестве, без первого - себя?

И тут поймал себя на том, что ему обидно за Петра. Да, конечно, понятно, вождь и работяга-ученый, мало кому известный. Но разве не выравнивает смерть умерших?

В электричке было мало пассажиров. Андрей обратил внимание на двух впереди сидящих женщин. Одна была в светлом платке, по-деревенски повязанном узелком на шее, другая в черной шляпке с пером. И хотя Андрей видел лишь затылки женщин, а не лица, он слышал тем не менее их разговор. Говорила больше та, что была в светлом платке.

- Этакая сила в смерти... Господи. Такого человек смела... Осиротели мы, Петровна, осиротели... Подумать страшно - как дальше-то жить? Не запутаемся ли без него-то в государстве?

Та, которая была в шляпке, Петровна, молча кивала головой и, казалось, плакала.