Золотой след (легенды, сказки)

На третью ночь Вишенка не раскрыла окно. Старался Сергей пуще прежнего, пел так, что далеко за садом прохожие останавливались и слушали, а Вишенка не показывалась.

Тогда, не дожидаясь рассвета, он сказал: «Здравствуй, человек!» — и снова стал Серегой.

Простоял под окном до утра, а утром увидел, что во двор въехала тройка. Он подошел к кучеру и спросил, кто и куда собрался уезжать.

— Не собрались, а уехали уже, — ответил кучер.

— Кто? — испугался Серега.

— Графиня-матушка с внучкою.

— С Вишенкой?

— С Вишенкой. В Париж укатили.

Приуныл Серега.

«Дурак я, дурак. Надо было остаться соловьем и улететь в Париж. А теперь я могу только ласточкой стать, а ласточки поют плохо».

Но недолго Серега по Вишенке вздыхал. Стал он думать о том, какой великой чудо-тайной обладает. Пусть моря и океаны выйдут из берегов, зальют водой всю землю, все погибнут, а он превратится в ласточку и останется жив. Чудо!

Подошла осень с ветрами и дождями, молодых и старых загоняла в хаты. И тут пролетел по селу слух: будто Катерина Демкова, что напротив церкви живет, к весне должна принести ребенка и отцом тому ребенку будет Серега.

Как услыхал про это сам Харитонов-отец, пошел к Демковым. А вернулся лицо его было страшнее тучи. Стащил сына с лежанки, усадил напротив себя за столом и сказал:

— Вот что, сынок, бандюга и бездельник ты этакий. Слово мое такое: женись и отделяйся от отца. Получишь свою долю, как полагается, и живи себе, как знаешь…

До утра пролежал Серега на лежанке, все ворочался, уснуть не мог, все думал.

А утром подошла мать разбудить сыночка, а его нет. На двор кинулась, к соседям, всю деревню обежала — нигде нет, исчез. Мать — в слезы, а отца ярость обуяла.

— Сбежал, подлец. Не сын он мне больше. Вернется — прибью до смерти…

Весной, в те самые дни, когда вслед за грачами и скворцами прилетели в Забару ласточки, Катерина Демкова не доносила ребенка, мертвого родила и сама с той поры уже больше не вставала с постели: ноги у неё отнялись.

Забарцы прозвали Серегу отступником и поклялись, ежели он вернется, выгнать из села.

Между тем весна разгоралась. Стали ласточки себе гнезда мастерить под крышами домов. С утра до вечера, пока солнце на небе, из сухих травинок, соломинок, пуха и глины строила свои домики работящая птица. А гнезда свили — птенцов высиживать начали. А вывели птенцов, ещё прибавилось дела кормить желторотых надо. Не будь ласточка быстрой, разве наловила бы она столько мошкары?

Знал бы про это Серега раньше — никогда бы не стал ласточкой. В труде — все их счастье, в птенцах — вся радость. А осень настанет — лети за моря и океаны. «Нет уж, лучше буду человеком, — решил Серега-ласточка, сидя в гнезде. — Видно, кем не быть, а все равно работать надо».

Так он думал под крышей родного дома. И сказал он тогда во второй раз: «Здравствуй, человек!» — и упал вместе с гнездом на землю и превратился снова в парня.

В ранний час, когда ещё не прогнали стада, улица была безлюдна.

Посмотрел Серега на отцовское окно, но постучать побоялся. Он свернул за угол и пошел на огороды справить нужду. И отсюда увидел толпу на бугре за Серебрянкой, вблизи барского дома.

Не знал Серега, что пока он был ласточкой, Россия затеяла с турками войну и царь объявил мобилизацию. Недоброе Серега почуял. Он решил разузнать, по какому случаю собрался народ в такую рань.

Перешел мост, поднялся на гору и только стал свертывать с дороги в сторону усадьбы — глядь, а перед ним урядник с саблей.

— Как фамилия? — спросил урядник, схватив Серегу за рукав.

— Харитонов.

— А-а, так я же тебя, голубчик, знаю. Ты-то нам и нужен. Пошли. — И потащил Серегу к усадьбе. — Скрываешься от царского указа, бродяга. Мы тебя давно ждем, беглец.

Притащил он Серегу к столу, за которым писарь сидел, и говорит:

— Вот ещё один.

Так Серега попал в рекруты. Знал бы он, что война началась, — улетел бы ласточкой в дальние страны. А теперь иди, погибай за царя и отечество.

Вся деревня прибежала к барской усадьбе провожать рекрутов. Не было только Харитоновых. Не знали старики, что сынок их объявился.

Брел Серега на станцию по старому шляху без котомки и материнского благословения. Горько было на душе. На привале, возле лесочка, сел он под березу подальше от урядника и задумался: если не человеком, то, значит, быть ему бараном. В хлеву спать, траву есть — это не сладко. Но и солдатская жизнь не лучше бараньей, и к тому же убить могут.

И решил Серега стать бараном, вернуться в отцовский хлев и переждать, пока кончится война. А что дальше — видно будет.

Посмотрел он на березу, под которой сидел, и сказал: «Прощай, человек!» Тут же стал бараном и убежал в лес. Из леса метнулся на луга, чтобы не напороться на волка.

Трудно было попасть в отцовский хлев. Выгнал Харитонов со двора приблудного барана.

— Иди, иди к хозяину! Не нужно мне чужого добра.

Всю ночь простоял Серега-баран у ворот. Утром вышла на крыльцо мать руками развела. И побежала к отцу.

— Ты погляди, старый погляди! Не ушел баран. Видно, из другого села забрел. Пусть уж у нас будет. А найдется хозяин — отдадим.

Харитонов согласился.