Золотой след

Его глаза закрылись, он хотел ей сказать, чтобы она убиралась к чертовой матери из его палаты. Он хотел ей сказать, чтобы она катилась в ад. Он не хотел, чтобы она находилась рядом с его сыновьями и сидела рядом с ним. Они снова жили в одном городе, но это было все, на что он был согласен. Ее брат был для него как член семьи, и после возвращения Лейна в город превратился для него в старого знакомого, потом в коллегу, с которым он разминулся на года, и, наконец, в друга. Ее отец был для него тем же, только без коллеги. Но вернувшись год назад в город, Рокки не вернулась в его жизнь, и он изо всех сил старался сохранить эту дистанцию.

Пока эти мысли плыли сквозь заторможенный ум, он почувствовал, как ее рука скользнула по его щеке к шее.

А потом, черт возьми, он мог поклясться, что почувствовал, как ее тяжелые, мягкие волосы скользнули по его щеке, по виску, он услышал запах ее духов, дорогих, неуловимых, потом почувствовал, как ее губы скользнули по его губам.

Господи Иисусе.

К тому времени, как он заставил себя открыть глаза, ее губы исчезли, рука исчезла, но запах ее духов остался. С усилием он повернул голову в сторону, увидел, как за ней закрывалась дверь.

Затем его веки сомкнулись, и сон поглотил его.

1. Сны

Она перекатилась на него, ее губы оказались на его теле, язык, волосы коснулись его груди, она прикусила его за бок зубами, сексуальная, горячая, Господи, она готова была его сожрать, если бы могла.

Он приподнял ее и перекатил на спину, его губы накрыли ее, язык проник ей в рот. Ему чертовски нравилось, что она позволяла ему целовать себя, позволяла брать, ничего не требуя, только отдавая. Это было полной противоположностью тому, как она его трахала, готовая бороться, устраивая битвы за превосходство.

Нет, конечно, когда он занимался с ней любовью, это было совсем другое.

Но теперь они трахались.

Ее руки скользнули вниз по его спине к заднице, пальцы сжались, он почувствовал ее ногти, впившиеся в кожу, пока она выгибала спину, прижимаясь к нему. Она хотела его, он знал это, потому что его член был таким чертовски твердым, ноющим, если он не войдет в нее в ближайшее время, то кончит ей прямо на живот.

Его рука скользнула вниз по ее телу, между ног, по внутренней стороне бедра, раздвигая ее ноги, перемещаясь между ними.

Ее губы оторвались от его губ, скользнув по щеке к уху.

— Да, Лейн, входи, — прохрипела Рокки.

* * *

Лэйн открыл глаза.

Он лежал на животе в постели, и его член был твердым как камень. Болел.

Он перекатился на спину.

— Господи, — пробормотал он в темноту комнаты.

Поднес ладони ко лбу и надавил.

Каждую ночь, каждую ночь в течение шести недель с тех пор, как он увидел ее в своей больничной палате, ему снились такие сны. Всегда секс, горячий секс, дикий секс, не тот, что был восемнадцать лет назад. Без воспоминаний. В снах ей было не двадцать, и ему не двадцать четыре. Тогда у них был горячий, дикий секс, самый лучший, самый, черт побери, лучший из всех, что у него когда-либо был. Но во сне она выглядела, как сейчас, и он был таким же. И секс был лучше.

Гораздо лучше.

Вне этого чертового мира.

Он уставился в потолок, сосредоточившись, чтобы успокоить мысли и тело.

Лейн не понимал этих снов. Он больше не виделся с ней после той ночи. Он виделся с ее братом Мерри и отцом Дэйвом десятки раз, но не с Ракель. Он не спрашивал Мерри и Дейва о визите Рокки и ничего не спрашивал о ней. После того как дни превратились в недели, а она так и не появлялась, он пытался убедить себя, что ему это привиделось в больничной палате, особенно, когда увидел ее взгляд, почувствовал запах ее духов, ощутил прикосновение ее рук, волос и губ.

Но он знал, что это были не галлюцинации.

Он скатился с кровати, встал, пошел в ванную, помочился, вымыл руки, плеснул водой в лицо, почистил зубы и уставился на свое отражение в зеркале.

Раны затянулись, но все еще были красные, такова жестокость пуль, разрывающей плоть, оставляя заметные следы. Три дюйма вниз от середины правого плеча и еще одна в верхней части живота. Пижамные штаны скрывали рану на правом бедре. Она находилась рядом с колотой раной на правом боку, которую он получил в Сан-Антонио и глубокими порезами от осколков, получив их на левом бедре и сбоку, когда взорвалась бомба в Лос-Анджелесе.

Он согнул шею и сплюнул, прополоскал и вытер рот полотенцем, потом бросил его обратно на столешницу, прежде чем поднял голову и посмотрел в зеркало в своему отражению в глаза.

— Мне нужна новая чертовая работа, — сказал он сам себе.

Потом склонил голову набок и прислушался.

Ничего.

Он вошел в комнату, не сводя глаз с задернутых штор, и увидел слабый просвет, пробивающийся по бокам и в щель посередине. Посмотрел на будильник.

Шесть тридцать.

Он снова прислушался.