Золотой сокол

Однако до Купалы оставались считанные дни, а уже следующее утро уведет их отсюда. Зимобор знал, что вот-вот уедет и навсегда, скорее всего, расстанется с Дивиной, но не мог в это поверить. Она сидела рядом, он иногда касался ее плечом, слышал ее голос, и эта девушка казалась ему, как ни странно, самым близким существом на свете. Она была красивой, но не в этом дело. Он точно знал, что, даже если объедет еще сорок городов, ни в одном не найдет другой такой девушки. Он — сын и наследник князя из рода Твердичей, и он будет смоленским князем рано или поздно, это его судьба. А она — дочь зелейницы из дальнего городка. Зимобор усмехнулся: если бы, допустим, он мог сейчас привести ее в Смоленск и объявить своей женой, княгиня Дубравка непременно вспомнила бы яблоню и яблочко — от какой матери Зимобор сам родился, такую и жену себе выбрал. Наверное, и правда кровь сказывается.

Вот только вести ее ему было некуда, поскольку его собственные планы на будущее отличались полной неопределенностью. Болтаясь между небом и землей, не стоит обзаводиться женой, кто бы она ни была. Да и не пойдет Дивина с ним. Ее место здесь, в Радегоще, в избушке на улице Прягине, прозванной так за непролазную грязь, разводимую осенними дождями и весенним таянием снегов[33]. Она не из тех, кого можно соблазнить сытой жизнью на княжьем дворе, богатством и почетом. Она собирается остаться здесь, занять со временем место своей матери и не выходить замуж вообще ни за кого. А сам он принадлежит Младине, которая запретила ему любить земных девушек.

То есть никакого общего будущего у них не просматривалось. Но почему-то сейчас, когда Зимобор сидел рядом с Дивиной на крыльце, слушал ее голос и слегка касался ее плечом, на душе у него было так светло и спокойно, как будто им предстояло быть вместе до самой смерти.

— А откуда звери в лесу берутся? — приставала к Дивине любопытная Каплюшка. — Их Лес Праведный делает?

— Бывает, что приходит туча с полуночной стороны, а из той тучи падают маленькие бельчата, будто только что родились, и расходятся по земле, — рассказывала Дивина, и хотя Зимобор знал, что это сказка, хотелось верить, как в самую истинную быль. — А бывает другая туча, а из нее падают оленята маленькие, и расходятся по земле, и вырастают... ну, ладно, завтра дальше расскажу! — сказала она и встала. — Домой бегите, мать заждалась.

— Ну-у, сегодня! — начала было канючить Каплюшка, но заметила, что уже совсем темно, и испугалась: им и правда давно пора домой. — Я скажу, что мы тебе помогали, ладно? А то заругают!

— Ладно, ладно! Бегите! Вон, похоже, уже ищут вас!

Дети притихли, прислушиваясь. В дальнем конце улицы, возле колодца и края леса, вроде бы раздавались шаги, голоса...

— Что это за гулянка? — Зимобор бросил на Дивину удивленный взгляд: близость опасных соседей не располагала к ночным прогулкам, хотя на дворе был самый подходящий для этого месяц купалич.

Но Дивина знаком велела ему молчать.

Через два или три двора от них постучали в чьи-то ворота, и в ночной тишине, в теплом неподвижном воздухе был отчетливо слышен каждый звук, даже полузвук.

— Эй, сосед! — звал из-за тына незнакомый женский голос. — Ранило! А, Ранило! Выгляни-ка, голубчик!

— Старосту зовут! — сказала Каплюшка.

— На ночь глядя-то он кому понадобился? — удивился Пестряйка и тут же нетерпеливо дернул сестру за косу: — Ну, пойдем!

— Чего он дергается! — тут же заныла девочка, ухватив в кулак основание косы, чтобы было не больно, когда тянут. — Дивина! Скажи ему!

На улице снова раздался стук — теперь стучали в ворота к бабке Перепечихе, жившей со снохой и тремя внуками.

— Златица, душенька! — позвал мужской голос. — Покажись-ка, выгляни! Выгляни, красавица! Погуляем с тобой!

Дивина тихо ахнула. Зимобор обернулся к ней. И тут же в их ворота раздался стук, от которого содрогнулся тын.

— Дивина, красавица! — позвал веселый голос молодого парня. — Что спряталась! Выходи, погуляем! Здесь ли ты? Или спишь? Ну, отзовись! Дивина!

Зимобор с недоумением посмотрел на Дивину: за проведенные в Радегоще дни он не видел ни одного парня, который так разговаривал бы с ней. И вид Дивины его поразил: стоя на крыльце, она обеими руками зажимала себе рот, словно удерживая крик, и ее глаза при свете луны казались черными.

По всей улице раздавался стук в ворота, голоса мужчин и женщин наперебой звали хозяев, уговаривали откликнуться. В ночной тишине эти нарочито веселые голоса звучали странно и пугающе; они двигались от леса вверх по улице, к воротам детинца.

— Душа моя, ты спишь ли? — позвал голос мужчины где-то у соседнего двора. — А детки спят? Просыпайтесь, выходите встречать: отец ваш вернулся!

— Батька! — вдруг воскликнула Каплюшка и метнулась к воротам. — Батька наш вернулся!

— Стой! — отчаянно вскрикнула Дивина и кинулась за ней, пытаясь ухватить за плечо, но Каплюшка уже бежала к воротам, крича на бегу:

— Батюшка, я здесь!