Золотой сон

Все еще не до конца понимая, Кельвин проследовал за Адрианом к морю по глинистой дорожке, которая внизу прервалась и начался пляж, усыпанный белым мелким песком.

Они подошли к самой кромке воды, их ноги несколько раз заливали самые стойкие, самые упрямые волны – и здесь, на берегу вечного океана, Кельвину открылась одна вечная истина – каждый человек предназначен для чего-то одного, большого, и сделать это большое дело человек обязан, чего бы ему это ни стоило, иначе на закате жизни он почувствует ее пустоту и бессмысленность. Кельвин понял также, что мудрый Мистраль, оправдывая свою фамилию, ведь так называется ветер в Африке, неспроста привел его на морской берег, где в этот час, кроме них, никого не было. Море тоже было пустынным, даже па горизонте не видно было ни единого рыбачьего суденышка. Стараясь перекричать грохот волн, Кельвин стал объяснять Мистралю суть постигшего его озарения, и, по мере того, как менялось от недоверчивого к восхищенному лицо композитора, понял, что попал в точку – Адриан теперь его надежный друг и партнер. Под влиянием нахлынувших чувств Кельвин вдруг понял, что в глубине его души рождается какая-то торжественная музыка, и он не может больше носить ее в себе. Он набрал полную грудь воздуха, и неожиданно для себя запел мелодию, которая, как он думал, точно отражает его состояние. Мистраль подхватил песнь, потом выхватил из футляра скрипку и яростно заиграл, с огромной скоростью водя смычком по струнам.

Так продолжалось минут десять, а потом вдруг волшебство прошло, и два человека на берегу еще некоторое время стояли, не в силах поверить тому, что только сейчас произошло.

После этого, не сговариваясь, они развернулись и отправились в обратный путь, истощенные, но необычайно богатые духом. Адриан отказался ехать в Розхэвен, Кельвин посадил его в проезжавшее такси и отправил назад в Колдминстер, а сам отправился пешком к жене и детям.

Придя туда, он неожиданно почувствовал сильную усталость, едва успел рассказать жене о случившемся и тут же заснул.

ГЛАВА 9

Наутро Кельвин проснулся не сразу, некоторое время он пребывал в полудреме, из которой его вытащили дети, требовавшие заслуженного внимания. Кельвин с удовольствием повозился с детьми после завтрака, а потом, оставив детей с нанятой нянькой по имени Эйлин, ушел с Грейс к старому замку на холме у берега моря, долго ходил с ней вокруг старинных башен у спокойного озера и рассказывал жене о смутных ощущениях нового, бродивших в его голове под впечатлением от встречи с Мистралем. Он чувствовал необходимость обновления, ухода от ставших привычными успеха, почитания – он был очень доволен тем, что приехал сюда, и даже не вспомнил ни разу, что ехал по совсем другому поводу.

– Но, дорогой, что тебя не устраивает в тех романах, которые ты сейчас пишешь? – недоуменно спросила Грейс.

– Да то, что никакой пользы для людей от этих романов я не вижу, то есть мне казалось, что я – мудрый, я все знаю, а оказалось, что этого мало.

И знаешь, что, я думаю, мне надо уехать на время, разобраться и в себе, и в своих отношениях с окружающими – тут он краем глаза увидел, как жена нахмурилась, но ничем этому помочь не мог.

– Если ты так считаешь, то, конечно, я не могу тебя отговаривать, – заметила Грейс, но если этот твой Замысел вдруг окажется не тем, что ты о нем думаешь, ты не будешь жалеть, что даром потратил время?

– Нет, – твердо ответил Кельвин, – не буду.

Проведя ночь в Розхэвене, Кельвин с утра уехал поездом в Колдминстер, а оттуда, едва успев позвонить Григ и сказать ей, что его примерно неделю не будет, уехал в Лондон, а оттуда катером на маленький пустынный остров Крок Бэй, где поселился в единственной на острове гостинице. Первые два дня Кельвин приходил в себя, принципиально не работал, только ходил по холмам, которых было на острове в изобилии, распугивая чаек, считавших эти места своей вотчиной. Постепенно он почувствовал, как напряжение последних недель выходит из него, он обрел способность размышлять спокойно, лицо Григ уже не виделось ему в каждом женском лице, поэтому Кельвин принялся за детальную разработку того замысла, который в общих чертах задумал в разговоре с Адрианом Мистралем.

Его очень заботила проблема Пространства и Времени, особенно после разговора с Кристофером, когда ему показалось, что за его словами стоит что-то огромное, непознанное, но тем не менее очень важное, и не только для него, но и для всего человечества.

На этом безлюдном острове он вдруг более, чем где бы то ни было ощутил себя частью огромной человеческой семьи, населяющей планету – он много думал об эволюции людских рас, даже нашел в маленькой местной библиотеке несколько томов исследований по проблемам антропологии, и пришел к выводу, что все войны, столкновения и конфликты, которыми сопровождалась вся мировая история, происходят от неумения и неспособности людей объяснить суть переживаемых ими проблем, от недалекости правителей и покорности подданных.