Золотой треугольник Петербурга. Конюшенные: улицы, площадь, мосты. Историко-архитектурный путеводитель

К моменту открытия храм уже предстал стилевым анахронизмом. За четверть века его создания в отечественном искусстве произошли кардинальные перемены. Достиг зенита модерн, формировался ретроспективизм, качественно отличный от историзма XIX века. В русле национальных исканий на смену «русскому» пришел «неорусский стиль». Интересно, что зарождение его совпало с моментом начала проектирования храма Воскресения. В те же годы (1881-1882) по проекту В.М. Васнецова создана церковь в Абрамцеве, ставшая манифестом нового национального течения. В этом сооружении впервые были реализованы новые творческие принципы: пластическая обобщенность, строгий лаконизм, свободное осмысление традиций. Дальнейшая эволюция неорусского стиля в начале XX века связана с именами Ф.О. Шехтеля, В.А. Покровского, А.В. Щусева, И.Е. Бондаренко, С.С. Кричинского, А.П. Аплаксина и других.

Произведение Парланда, задуманное одновременно с абрамцевской церковью, осталось в минувшем, XIX столетии. Художественные круги встретили его с резким неприятием, но пристрастная критика звучала с определенных вкусовых («мирискуснических») и антиофициозных позиций. А.А. Ростиславов расценивал «этот новейший продукт русского ренессанса» как «варварский образчик художественного убожества», считал его архитектуру «тяжеловесной, вымученной и придуманной»[107]. С.К. Маковский называл храм «небывалым архитектурным уродством», попрекал Парланда немощными потугами его «бездарно-кропотливой фантазии» и не находил в отделке церкви «ни чувства стиля, ни религиозности настроения». Утонченный пассеист[108], редактор «Аполлона», он предрекал, что грядущим поколениям «останется одно – уничтожить произведение Парланда бесследно, срыть до основания чудовищный собор»[109].

Послереволюционная судьба храма складывалась драматично. В 1918 году церковь перешла в ведение Наркомата имуществ. С января 1920 года она стала приходской, в 1923-1927 годах имела статус соборной. Причт и прихожане выступали приверженцами митрополита Иосифа (И.С. Петровых), противостоявшего просоветской «обновленческой» группе Петроградского епархиального управления. Естественно, новая власть разгромила «иосифлянское движение». Началось разорение храма. Постановлением Президиума ВЦИК от 30 октября 1930 года храм был закрыт.

Как культовый объект он играл особую роль. И после закрытия бездействующая церковь «на Крови» долгие десятилетия оставалась местом поклонения множества верующих. Попытки переосмыслить храм в качестве памятника революционной борьбы народовольцев оказались несостоятельными.

В 1934 году в его стенах развернули экспозицию, посвященную «Народной воле» и первомартовскому событию, но она простояла всего несколько месяцев. Общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев, в распоряжении которого находилось здание, не смогло его освоить и для организации антирелигиозного музея. И тогда храм осквернили, разместив в нем овощехранилище.

Поскольку считалось, что здание не представляет художественной ценности, и его архитектура чужда облику города, принимались решения разобрать церковь, фрагменты убранства передать в музеи, а редкие минералы использовать в новом строительстве. Специальная комиссия при участии В.А. Фролова, созданная в марте 1941 года Отделом охраны памятников Ленисполкома, ратовала за сохранение памятника в целом «как здания уникального, характерного для определенного периода русской архитектуры»[110].

Во время блокады в храме находился морг. При одном из вражеских артобстрелов в шатер попал фугасный снаряд, но, к счастью, не разорвался.

Храм уцелел, но еще долгие годы над ним нависала угроза уничтожения. После войны здание арендовал склад декораций Малого оперного театра. В 1956 году городские власти вновь планировали снос Спаса на Крови.

Лишь в 1968 году здание получило официальный статус памятника архитектуры. В 1971 году решением Ленгорисполкома его передали муз ею-памятнику «Исаакиевский собор» в качестве филиала. Такое решение – во многом заслуга директора музея Г.П. Бутикова, продолжавшего руководить работами по Спасу на Крови до 2002 года. Храм должен был стать музеем русской мозаики (мысль совместить с ним экспозицию о народовольцах вскоре отпала).

Реставрация многострадального храма-памятника с его богатейшим убранством представляла огромную сложность. Варварское использование здания для прозаических нужд привело к бесчисленным повреждениям и утратам. Неудивительно, что восстановительные работы вылились в целую эпопею, занявшую больше времени, чем потребовалось на создание храма.