Золотой Вавилон

– Все дело в сущностях. Простым людям свойственно судить о человеке по его достатку. Не позволяй себе обманываться, гляди глубже. Люди попадают в Город, и Город показывает им их предназначение. Видящие – увидят, а слепым уготована гибель, что, по сути, тоже предназначение. Город – мерило всех человеческих способностей, мыслей, поступков и чувств. Город – Бог, Город – судья, Город – суть и Город – явь. Город сломает тебя, если ты слаб, бросит в грязь, если ты грязен, он не заговорит с тобой, если ты покажешься неинтересным собеседником, не станет дружелюбным, если ты не отдашься ему всем сердцем. И никогда не покорится! Некоторые люди добиваются здесь успеха, в таком случае идиоты говорят «он покорил этот город». Но Город нельзя покорить. Если ты успешен здесь, то только потому, что это нужно Городу, потому, что Город сейчас благоприятствует тебе, или просто терпит, но Город – не ручной зверь, он всегда найдет возможность опрокинуть тебя, хитрым, садистским способом. Если ты здесь, значит, Город нужен тебе, если ты приносишь здесь себя в жертву, а рано или поздно это случится, значит, ты нужен Городу. Город уже давно поглотил меня, я – лишь его Эхо.

Сергей ощущал себя маленьким несмышленым щенком перед величием этого вавилонского лотоса.

– Как вы сюда попали?

– Долго рассказывать. Но я шел за своей судьбой. С детства я был не таким, как все. Мне хотелось постичь мир, людей, что его населяют, саму жизнь. Я долго наблюдал. Я пытался ответить на многие, беспокоящие меня, вопросы. По правде говоря, все люди должны думать об этом, задавать вопросы и искать ответы, но им некогда, они продаются за хлеб, вместо того, чтобы создать его самим. Город – находка для наблюдателя, он словно мир в миниатюре. Город давно стал религией для всех. Каждый молится на свою городскую грань. Я много наблюдал за Городом. Наблюдаю за ним и теперь.

С этими словами Гуру отвернулся от Сергея к высокому окну за спиной, где уже сгущались сумерки над страшным великолепием Города. Лишь тонкий кровавый луч прорезал черневшее небо. Сзади к Сергею прикоснулись чьи-то руки. Он вздрогнул и обернулся. Его подхватила та самая «японка» и поставила на ноги. Руку она держала над Сергеем так, чтобы он пригибался, почти сгибался в половину. Сама она тоже пригибалась. Таким образом, они и двинулись к двери вместе. Сергей больше не видел Гуру, но почему-то был уверен, что тот так и смотрит закрытыми глазами через стекло на Город внизу.

– Он есть, Он дышит, Он живой… – вот последнее, что услышал Сергей. Сказано это было голосом Гуру, но очень тихо, почти не разобрать.

Вниз Сергей спускался по крутой лестнице – чуть не полетел кувырком и вышел на улицу в растрепанных мыслях. Сладкий морок, навеянный дымом благовоний, тихим позвякиванием колокольчиков в бусах и безмятежный вид красного Гуру, растаял, когда Сергей втянул прохладный воздух. Блестящей машины у входа давно уж не было. Улица походила на бетонный серый тоннель. В одном его конце было сумрачно, в другом – заходило солнце и стены тоннеля – дома – окрасились красным золотом. Сергей решил идти по улице прямо навстречу заходящему солнцу. Мимо него сновали какие-то люди, но он не видел их лиц. Сергей не видел даже, куда идет, ослепленный золотым сиянием. Он так все шел и шел, а улица никак не кончалась. Это смутило Сергея. По сине-черному небу плыли куда-то фантастические кроваво-красные облака. Они донесли до Сергея угрозу, и он поспешил укрыться от них в метро. «Какое… кусачее небо» – подобрал определение Сергей. В вагоне метро было, напротив, тускло. В мертвенно-бледном свете, лица людей становились зелеными, и они походили на покойников. Город налагал свои искажения. Сергею, с высоты его роста, все время казалось, что он вот-вот упрется головой в потолок. Он смотрел направо и налево, в разных концах стояли люди, свет падал им на плечи, и ему представлялось, будто у них, вместо голов лампы. Двери – хищные рты с черными губами, то открывались, то закрывались, впуская и выпуская таких же покойников. Город менял свои фантазии. Сергею представилось, что он находится в стеклянной банке, этакая блестящая килька в масле. Мертвых килек доставал кто-то невидимый и запускал новых. И все они с застывшими выпученными глазами толкали друг друга, умещаясь в банке, распределяясь по ней равномерно.