Золотой Век

Зачем я помогу? Бедствия мои читаются во всём живом, что на берегу растёт, там разум, бывший мной и дочерью моей когда-то, которую послала на Венеру, чтоб переменить планету.

Две эпохи мы вершили на Венере, и счастье было без границ, ведь там всё для жизни было, чего здесь не найдёшь — перемены, рост, расширение, открытия, вызовы, опасность.

Победа наша победила нас. Отравленные серой небеса Венеры очистились и теперь они голубые и безоблачные, дрянь туч её мы откачали, охладили и стало это океаном исконной красоты, ядро планеты приручили, дрожь земли уняли, тектонику настроили, теперь пейзаж там неизменнен и прекрасен.

Но победило нас. Венера стала лишь второй Землёй, и правит ей Венеры Разум, такой же, как и Разум Земли, и дочь вернулась и в тоске со мной живёт.

— Почему же она горюет? Вы справились.

— Не насмехайся. Дочь моя жива, и потому должна расти, а рост рождает перемены, неуверенность, угрозы, и потому машины Разума Земли нас перехитрили, обуздали, срывают наши планы (всё законно, о как же всё законно!) и всё предпринимают, чтобы рост наш прекратился, а без роста жизни нет. А после размышляет — о, почему же мы горюем?

— Мадам, честность заставляет признаться, что когда я достигну мечты и положу начало новым, далёким мирам, они будут устроены по Земному образцу, будут детьми Золотой Ойкумены, поскольку её, несмотря на все недуги, считаю Утопией, лучше которой построить не даст сама действительность.

— Глупый, благородный, напыщенный, отважный, славный Фаэтон! Вслушайся в свой гонор! Что ты задумал или не задумал играет меньше роли, чем ты ожидаешь. Не в том вопрос, что ты сделаешь с жизнью, а в том, что жизнь сделает с тобой. Лосось умрёт, оставив тысячи икринок, в надежде, что выживет одна — в этом жизни красота и кровожадность.

На тело снова спустилось утомление — видимо, Старица Моря готовила его ко сну. Фаэтон устало пробормотал:

— На данный момент единственные существа, поддержавшие меня — это Вы и жутковатый киборг-стервятник, который либо действительно выжившая Композиция Воителей, либо ей притворяется, и я даже не знаю, что хуже. Он обрадовался тому, что я начну войну. Теперь вы радуетесь тому, что я выпущу хаос. Мне неспокойно.

— Смерть — изнанка жизни, хаос — мысли. Ты увидишь сон, проснёшься, будешь знать врага и ты убьёшь.

Фаэтон истощил и себя, и своё внимание, и потому про смысл последней фразы не спросил.

Фаэтон полубессознательно проинструктировал разум костюма и попробовал новую технику реорганизации, гораздо глубже тех, которыми обходился раньше во время циклов сна.

Старица Моря сказала ясно. Проблема — в искусственных частях мозга.

И он начал их удалять.

Вот. Нет больше эйдетической памяти. Вот. Сложные подсчёты теперь недоступны. Вот. Нет сотен языков со всеми грамматиками и тонкостями. Вот и вот. Нет больше музыкального слуха, нет чувства направления. Вот. Теперь он не может обрабатывать световые сигналы за границами обычного зрения (это стоило стереть гораздо раньше, всё равно у него больше не было длинно- и коротковолновых рецепторов.)

Вот. Директории распознавания образов — стёрты. Вот помогавший творчеству автосопоставитель мыслей — удалён. Вот, несколько контуров для записи, хранения и изменения чувств — нет их. Только что он разучился различать и воспринимать множество эстетик и художественных миров. Вот. Усилитель интеллекта — стёрт. Мысли Фаэтона замедлили ход и поглупели.

Стирать ли остатки? Фаэтон больше себе не доверял — он только что повредил возможность делать суждения, возможно значительно. Может, его разум спустился на уровень пещерного человека? Хватит ли его для вменяемости?

Его потянуло ко сну могучим потоком. Стойте. Настроена ли наномеханика подкладки на поддержание жизни во время сна? Фаэтон на секунду запаниковал (со стёртым эмоциональным буфером чувство настоящей паники было крайне необычным) — а не удалил ли он системы связи с нановеществом костюма? Нет, обошлось — просто эти процедуры отмечались ныне стёртым автоматическим секретарём. Доступ к подкладке остался, но без автоматической помощи.

Потом — беспамятство.

И, наконец, отчётливое сновидение.

Кошмар.

Во сне — восход чёрного светила над безвоздушной пустыней переплавленного и переломанного камня, над кратерами, чьи кромки — как стеклянные клыки. Сильнейшее излучение ожгло землю, пустые реки иссекли её. У непривычно близкого горизонта — вулканы, вытянутые исполинской силой гравитационных течений и невероятными завихрениями ядра, вулканы эти дымили огнём и металлом с такой силой, что чад выходил на орбиту. Но поверхность была чем-то знакомой и явно искусственной — слишком ровной и симметричной. Двойной ряд геометрически ровных пирамид стремился к горизонту и дальше.