Золотой век. Книги 1 - 3

…Запели трубы, их победоносный, оглушающий вой подхватил оркестр, а также выстроенный неподалеку от императорской трибуны хор. Певцы, пропустив момент вступления, поспешно заголосили вразнобой, не в лад замахали кипарисовыми ветвями. Император поморщился и, повернувшись к хористам, укоризненно глянул в их сторону. Те сразу замолчали, а руководитель хора густо покраснел. В публике раздались смешки, кто‑то выкрикнул обидное и гнусное словцо.

В следующее мгновение шум стих, все повернулись в сторону арены. Во входном портике, в тени, освещаемой тускло горевшим факелом, блеснуло что‑то огромное, грузное, смутно напоминавшее человеческую фигуру. Пятно двинулось на свет, очертилось яснее, в сумраке портика прорезались вскинутые меч и щит. На границе света и тени гладиатор помедлил, потом тяжелым шагом вышел на арену. Забрало его шлема, напоминавшего каску с широкими полями, было откинуто набок. Каска была украшена алым плюмажем из страусиного пера, грудь прикрывал панцирь, на правой ноге понож. Доспехи, как и часть поверхности щита, были отполированы до зеркального блеска.

Витразин подождал, пока гром приветствий не достиг предела, затем торжественно — упругим шагом двинулся вкруг арены. Рук не опускал. Оказавшись перед ложей, где сидели Адриан и Сабина, он склонил голову и ударил рукоятью меча по щиту. Звон металла вновь привел римский народ в восторг. Красавец, успевший за короткий срок прослыть непобедимым, сделал несколько кругов, прежде чем на арену выбежал его соперник. Публика встретила Таупату смехом. Действительно, парнишка, увидев перед собой десятки тысяч зрителей, яркие полотнища, натянутые над трибунами, на мгновение остановился, покрутил головой, затее громко выговорил: «Ну и ну!» Потом он заметил отсалютовавшего ему мечом Витразина. Он, как его учили, повторил это движение, затем, не обращая внимания на гладиатора, несколько раз зигзагом обошел арену. Распорядитель игр представил его как знаменитого воина — дака, страшного в бою и для утоления жажды пьющего кровь побежденных врагов. «Он ненасытен как горный лев!» — выкрикнул распорядитель, чем вызвал хохот на трибунах. Император, императрица, даже Корнелий Лонг улыбнулись. В руках Таупата держал изогнутый дакский меч, плечи и верхнюю часть обнаженной груди прикрывал кожаный торквес, ниже юбка из кожаных ремней, как у легионеров. Обе ноги прикрыты поножами, однако большая часть туловища и, прежде всего, брюшная полость, бока и спина, оставались открытыми. Шлем Таупате заменяла сферическая стальная каска с кольчужной оборкой. Этот по части приветствий был совсем неуч. Неуклюже поклонился императору, неловко помахал рукой трибунам.

Адриан подал знак. Распорядитель сделал отмашку. Вновь запели трубы, опять же нестройно заголосило хорье. Витразин опустил руки, принял боевую стойку и грузным тяжелым шагом двинулся в сторону соперника.

К удивлению зрителей, мальчишка оказался совсем не прост Он не дал убить себя в первые минуты боя, более того, ухитрился дать сдачу громадному Витразину. Во время следующего наскока Таупата сумел срезать плюмаж, украшавший шлем гладиатора. Витразину пришлось отступить, и с этого момента бой стал напоминать кружение двух хищных птиц, столкнувшихся в поединке. Никто из противников не спешил броситься вперед, каждый старался напугать соперника.

Витразин, угадав, что взять Таупату не просто, решил измотать мальчишку. Выпад, отход, снова наскок — все в темпе. Понятно, сколько бы Лонг или Эвтерм не тренировал Таупату, устоять в схватке с бойцом, прошедшим подготовку в одной из лучших гладиаторских школ, имевший опыт не менее трех десятков боев, он не мог. Лонг то и дело подмечал мелкие огрехи, которые допускал Таупата. Вот он поспешил и, не до конца подготовив выпад, бросился на противника. И с дыханием у мальчишки было не все в порядке.

То ли дело Витразин. Все его движения были профессионально отточены. Это означало, что любой прием совершался на такую длину, на какую требовалось — гладиатор был точен до толщины пальца! К тому же Витразин умело пользовался приемчиками, против которых Таупата был бессилен. Например, плюмаж. Это не Таупата срезал его, а сам Витразин ловко, под удар соперника незаметно для публики сбросил его. Пусть противник порадуется, расслабится. Более всего Ларция пугали доспехи гладиатора — с их помощью опытному бойцу ничего не стоило в нужный момент ослепить соперника.

Между тем Витразин медлил.

Оценив свое превосходство, он решил поиграть с мальчишкой. Публика обожала легкие ранения, вид крови, особенно вскрики, грубость, ярость, борьбу через «не могу». По этой части Витразин был мастер, однако гладиатор — и Лонг не мог отказать ему в этом, — действительно был неординарным бойцом. Его поступки были естественны, следовали логике поединка, он обладал чувством меры.

Знатоки особенно ценили это качество.