Золотой век. Книги 1 - 3

В следующее мгновение молодой, изящного телосложения раб бросился собирать осколки. На сына римского патриция, неуверенно отступавшего в тень каменного быка, он старался не смотреть.

Дыхание перехватило, когда на двор в сопровождении своего вольноотпущенника и секретаря Целера, дедушки Анния Вера и сенатора Тита Антонина ступил император Адриан. Вот что накрепко запомнилось Марку — изящество, с каким принцепс носил расшитую пурпуром и пальмовыми метелками тогу. Был он бородат, и эта густая растительность на подбородке окончательно сразили Марка. Надежда оставила его.

Адриан не спеша подошел к рабу. Тот замер, головы не поднял.

— Зачем ты тронул ее? — ласково спросил император. — Разве ты не знаешь, что в одиночку здесь ни к чему нельзя прикасаться. Ты будешь наказан.

— Господин… — не поднимая головы, судорожно выдохнул раб.

— Говори, — кивнул император, — если тебе есть что сказать в свое оправдание.

— Господин… — с той же тоской повторил раб.

— Целер, займись, — коротко распорядился Адриан и большим пальцем правой руки ткнул в землю. Затем император обратился к Аннию Веру. — Где же твой внук, Анний?

Марк вышел из тени и неожиданно бурно зарыдал. Приблизился. Взрослые с любопытством, а Адриан с некоторой брезгливостью, глянули на него. Зрелище скривившегося, кусающего губы мальчишки трудно было назвать прекрасным.

— Повелитель, — торопливо, пытаясь совладать с голосом, заявил мальчик, — раб не виноват. Это я разбил вазу.

Наконец Марку удалось справиться со слезами. Брезгливость на лице Адриана сменилась удивлением. Также поспешая, чтобы вновь не расплакаться, Марк добавил.

— Повелитель, ты обязан пощадить его, — мальчик ткнул пальцем в поднявшего голову раба и добавил. — И наказать меня, как того требует закон.

Марк большим пальцем правой руки потыкал в каменные плиты, которыми был выложен двор.

Адриан оглушительно расхохотался. Его поддержал Целер и Антонин, даже дед, до той поры оторопело следивший за внуком, выдавил улыбку. Император присел на корточки, взял мальчика за плечо.

— Во — первых, племянник* (сноска: Марк Аврелий Антонин приходился Адриану внучатым племянником со стороны жены Вибии Сабины), повелитель никому и ничем не обязан, — объяснил он. — Во — вторых, императору не к лицу выносить поспешные решения. Прежде всего, ему необходимо научиться всегда докапываться до истины — это его первейшая обязанность. Если в расследовании проступка обнаружились новые обстоятельства, принцепс имеет право взять свое слово назад. Посему я прощаю тебя.

Адриан с некоторым усилием выпрямился, осмелевший Марк глянул на него.

— Когда станешь правителем, — усмехнулся император, — вспомни, первый урок, как следует властвовать, преподал тебе Адриан.

— Но я не хочу быть правителем. Я люблю играть в мяч, люблю смотреть, как дерутся перепела.

Адриан пожал плечами.

— Быть или не быть правителем, сие от нас не зависит. Задумайся, племянник, каково мне было стать императором после божественного Траяна? Что касается перепелов? — император поиграл бровями. — Это пустое… Я знаю воспитателя, который быстро отучит тебя от подобных глупостей.

После встречи на вилле о Марке заговорили. Адриан назвал его не Вер, но Вериссим* (сноска: На латинском «вер» означает правдивый, «вериссим» — превосходная степень), и среди римлян покатилась шутка: «В такие годы, а уже вериссим! Что же с ним дальше будет?» Кто‑то из проницательных остроумцев добавлял при этом: «А с нами?»

Через неделю по распоряжению Адриана Марку было даровано право получить коня от государства. Следом к мальчику был приставлен наставник из греков. Звали его Диогнет, по профессии он был художник. Тоже по — варварски бородат, кутался в хламиду, был несуетен и немногословен. Диогнет сразу сразил Марка неверием в колдунов, заклинателей, изгонятелей злых духов, отвращением к гладиаторским боям и убийству на арене римских цирков диких животных, а также равнодушием к разведению боевых перепелов.

— Стоит ли, — спросил Диогнет ученика, — заставлять птиц биться друг с другом, когда в их природе кормиться в поле и высиживать птенцов? Что касается гладиаторов, скажу так — если уж сражаться, то за что‑то более ценное, чем за приз или премию.

— Что же тогда представляет наибольшую ценность? — заинтересовался Марк. — Я так понимаю, что это и не богатство, и не слава?

— Ты правильно понял, — одобрительно кивнул грек. — Наибольшая ценность — это ты сам. О ком же еще заботиться человеку, как не о самом себе?

— Как же мне заботиться о самом себе? — спросил Марк.

— О, это целая наука! — выговорил Диогнет с каким‑то даже восхищением. — О том рассуждали великие мудрецы, такие как Зенон, Клеанф, Хрисипп и, конечно, Эпиктет.

— С чего же начинается эта удивительная наука? — нетерпеливо воскликнул мальчик.