Золотой вепрь

Цветочек вела их задворками. Какими-то кривыми переулочками, узкими щелями между сараями, проходными дворами. Чувствовалось, что она знает дорогу наизусть и может пройти здесь с закрытыми глазами. Притом никто ее не заметит. Даже сторожевых котов девчонка или обходила, или успокаивала негромкими словами. Зашипел из будки только один – здоровенный, если судить по расстоянию между зелеными, горящими, как две звезды, глазами.

А еще Кир поражался беспечности медренцев. Город-то в осаде. А они спят как ни в чем не бывало. Или настолько уверены в тех ополченцах и стражниках, которые охраняют крепостную стену и ворота? Если бы Аксамала оказалась на военном положении, в городе было бы не протолкнуться от патрулей гвардии. И днем, и ночью. Здесь же тишина и благолепие.

Антоло прихрамывал рядом. Он что, не только головой удариться успел? И о чем он думает, интересно? Пробраться во дворец ландграфа незамеченным невозможно. В открытую тоже не придешь и не скажешь: «Здравствуйте, ваша светлость, я от кондотьера Кулака, хочу поинтересоваться вашим самочувствием, а заодно и отыскать причину беззаветной храбрости ваших воинов…»

Цветочек остановилась внезапно, без предупреждения. Кир налетел на нее сзади. Чтобы не сбить с ног, придержал руками за талию – гибкую, сильную… Девушка хихикнула и стрельнула через плечо глазами.

Все испортил Антоло, который, врезавшись тьяльцу плечом между лопатками, смущенно буркнул: «Извини!» Кир открыл рот для грозной отповеди, но Цветочек приложила палец к губам:

– Тс-с-с… Вы еще подеритесь! – звенящим шепотом произнесла она. – Пришли мы.

Тьялец огляделся. Задний двор – вот сарайчик для дров, вот нужничок с резной дверкой, бочка для сбора дождевой воды. Будка есть, но пустая, иначе кот давно уже выскочил бы.

Цветочек осторожно постучала в дверь. Подождала, прислушиваясь. Постучала еще раз. Громче.

Снова потянулись томительные мгновения, а потом за дверью заскрипели половицы. Хорошо так заскрипели, музыкально.

– Кто там? – прогудело из-за двери.

– Это я, дядька Одберг! – ответила девушка, приподнимаясь на цыпочки, поближе к прорезанному в двери глазку.

– Кто это – «я»? – недоверчиво переспросил Одберг.

– Я. Торка.

Цветочек не удержалась, бросила взгляд на парней – не засмеются ли? В самом деле, имечко ей родители подобрали – лучше не бывает, страшнее морового поветрия. Немудрено, что она его никогда не называла, предпочитая обходиться кличкой, выдуманной Почечуем.

– А с тобой кто? – продолжал допытываться подозрительный дядька.

– Свои люди. Они тоже против Медренского…

Дверь распахнулась столь стремительно, что Цветочек едва успела отскочить.

– Быстро в дом!

Девчонка скользнула в разверстую пасть проема. На ходу махнула рукой – давайте за мной, быстро!

Сперва Киру подумалось, что внутри темнее, чем в промоине или водоводе. Во мраке ворочалось что-то очень большое. Или кто-то очень большой.

– Сейчас лучинку запалим, – пророкотал дядька Одберг.

Густо-багровый свет затухающих углей на миг очертил его силуэт устрашающих размеров – может, ростом тельбиец и уступал северному великану, но уж весом точно нет. Такому попади в объятия! Расплющит и даже не вспотеет. Да что там не вспотеет?! Не заметит. Словно медведь лесной, ломающий побеги малинника.

Одберг сунул в угли щепочку, подождал немного. Вытащил, раздул тлеющий кончик. Закрепил лучину в кованом светце.

Огонек осветил его полностью, и Кир понял, что бояться нечего. Напротив, горожанин сам выглядел напуганным и незащищенным в полотняной рубахе до пят. Круглое доброе лицо в обрамлении реденькой бороды, лысина со взъерошенным хохолком надо лбом, объемистый живот и глаза в окружении сетки мелких морщин.

– Ух, каких соколов привела ты, девочка… – Одберг склонил голову к плечу, оценивающим взглядом скользнул вначале по Антоло, потом по Киру. – А ведь они не здешние. Этот, чернявый, похоже, откуда-то с Дорены. А вот этот, с шишкой на лбу, с севера, готов о заклад биться.

– А вы глазастый, фра Одберг, – ответил Антоло. – Из Табалы я. Овцевод. – Он криво усмехнулся, вспомнив родной городок Да-Вилья.

Кир тем временем рассматривал обстановку дома. Сперва он думал, что находится на кухне (это обычно для городских домов – иметь черный выход из кухни). Но зачем им такой широкий стол? Такая большая печь с широким зевом? А эти кадушки, бочонки и мешки в углу? И вдруг его осенило – это же пекарня!

– Вы скрываетесь? – деловито поинтересовался Одберг. – Парней спрятать нужно?

– Одного, – улыбнулась Цветочек. – Чернявого. А табальца нужно провести во дворец. К ландграфу.

– Что??! – выпучил глаза пекарь. Его щеки всколыхнулись, брюхо заходило ходуном. – Вы в своем уме, детвора?

– Мы не детвора! – отчеканил вполне освоившийся Кирсьен. – Мы знаем, что делаем.

– Ой, не знаете… – Толстяк схватился за голову. – Торка! Ладно, эти молодые, горячие, жизнь им не дорога… А ты что творишь?

– Что надо, то и творю. Тебе моего слова мало? Тебе поклон от Черного Шипа передать?