Золотой вепрь

Попав в тюрьму, Ловкач честно отрабатывал обещание. Объявить его Дольбрайном постарались надзиратели, а ему осталось только изредка произносить с умным видом очевидные фразы, по большей части вытянутые из учения Триединого. Но со временем Берельм-Ловкач начал находить удовольствие в плетении словесной вязи, а живой ум и неплохое образование, полученное в детстве и отрочестве, позволило сделать речи убедительными и интересными для большинства молодых вольнодумцев. Да и «философ», сам того не замечая, проникся им же превозносимыми идеями: о равенстве и братстве, о справедливости и несправедливости, о сословиях, налогообложении, бесплатном образовании, праве на выбор вероисповедания, отношении к расам и нациям, населяющим Сасандру… С каждым днем он говорил все убедительнее и убедительнее, что не могло не сказаться на слушателях. Через месяц его боготворили в городской тюрьме Аксамалы, а на свободе гуляли слухи о великом вожде и учителе, способном дать народу новую цель и идею.

В ночь Огня и Стали, когда командующий гвардией генерал дель Погго начал зачистку Нижнего города от инакомыслящих, толпа восставших горожан, большей частью студентов и мещан, взяла штурмом Аксамалианскую тюрьму и вызволила Берельма. Ну, они-то думали, что мэтра Дольбрайна, «гиганта мысли и отца сасандрийского вольнодумства». Повстанцы освободили его и едва ли не силой заставили быть своим предводителем.

С тех пор прошло немало времени. Правительство, возглавляемое Дольбрайном, навело порядок на части Нижнего города – ведь Верхний все равно разрушили новоиспеченные чародеи, которые отчаянно сопротивлялись гвардии и жрецам и немало в том преуспели. Горожане получили подобие порядка – улицы патрулировали отряды студентов и ополченцев; грабителей и воров примерно наказывали на возведенном на Клепсидральной площади помосте; бордели и кабаки попали под жесткий надзор. Дольбрайн ввел распределение пищи поровну, согласно количеству домочадцев, для каждой семьи Аксамалы, всех мужчин обязал проводить три дня из десяти в самообороне. В настоящее время наибольшую опасность представляли выходцы из припортовых кварталов, известного сборищами нищих, бездельников и уголовного сброда – как мелких вроде карманников, так и промышляющих грабежами с убийством, которых собратья звали мокрушниками. С ними соратники Дольбрайна, называвшие себя «младоаксамалианцами», вели беспощадную борьбу.

Собственно, квартал, прилегающий к Университету тонких наук, оставался единственным островком спокойствия и благонадежности в бурном море взвихренной невзгодами Аксамалы. Относительным, конечно. Ведь все в мире относительно…

– Совершенно верно, мэтр Крюк, – одобрил пожилого вояку Дольбрайн. – Пора бы уже и прекратить искать виноватых. Не мы обрушили город в пучину безвластия, но нам его оттуда вытаскивать. Люди… Простые люди, наши с вами братья, смотрят на нас. Они ждут решительных действий, они жаждут улучшения жизни уже сейчас – дешевого и доступного хлеба, спокойствия на улицах города, надежды перезимовать без голода и революций… Но не стоит перекладывать вину за все, что творится в Аксамале, на каких-то выдуманных врагов. Например, на айшасианских шпионов… – Мэтр помолчал. – А профессор, сгребающий листья, возможно, сейчас полезнее для Аксамалы, чем профессор, составляющий сомнительные гороскопы. В наше время каждый должен задуматься – а что ты сделал для общества?

Гуран покачал головой. Он не часто возражал учителю, но…

– Профессор Гольбрайн составлял точные гороскопы, – сказал молодой человек. – Уж поверьте мне. Я слушал его лекции, немного умею применять полученные знания на практике…

– Я не спорю, – мягко прервал его Ловкач. – Иногда астрологические предсказания сбываются. Вернее, некоторые их части. Но это лишь подтверждает общее заблуждение. Люди, пытающиеся предсказать свою судьбу либо судьбу других людей, заранее обречены на провал. Жизнь многообразна и многогранна, любая мелочь влияет на нашу судьбу порой так же сильно, как и общегосударственные потрясения.

– Мэтр Дольбрайн прав, – проскрипел из угла чародей. – Собрался ты, к примеру, справить малую нужду, отошел в сторону… и получил черепицей, сорвавшейся с крыши, по голове. А возможен и прямо противоположный случай. Ты точно так же пошел справлять малую нужду за угол, а шайка грабителей, поджидавшая добычу в соседнем переулке, удовольствовалась другим прохожим…

Гуран развел руками:

– Возможно, вы и правы. Но мэтр профессор признан лучшим астрологом Сасандры.

– Пусть. Никто не отнимает его прав. – Дольбрайн поднял со стола сложенный вчетверо пергамент, развернул его, пробежал глазами, с недовольной гримасой отбросил в угол. – Но и привлекать его к нашему делу мы не будем. Ты уж прости… Но нет у меня веры в гороскопы. Верить нужно в себя, в свои силы, в Триединого, наконец, но не в расположение каких-то там светил.

Вельсгундец не нашел слов для достойного ответа. Да и не искал. Он искренне верил Ловкачу и вызвал бы на поединок любого, кто усомнится в словах учителя. Парень поклонился.