— Вы правы, профессор, нам нужно точно установить принадлежность разработок. В первую очередь исследуем все, что нас окружает, а дальнейшее решим в зависимости от результатов.
В тот же день табор перенесли на место прииска и всей экспедицией принялись за изучение окрестности. Работали дотемна. Через несколько суток Максим Харитонович с грустью отмечал, что с каждым днем поиски сокращаются на три-четыре минуты: дни становились короче.
Григорий Петрович с Сашко брали пробы грунта по ручью и в его песчаных берегах, копали приисковые ямы, промывали бесчисленные груды песка. Семен и Игорь осматривали ближние таежки, взбирались на крутые гольцы, искали новые приметы посещения этих мест людьми. Максим Харитонович поочередно присоединялся то к той, то к другой группе. Вечерами, собираясь за ужином у костра, ели молча, сосредоточенно, вглядываясь в темный таежный океан, в головни, шипящие от воды, льющейся на них через край котелка, избегая встречаться взглядами друг с другом. Угнетала не усталость, а неудачи.
Чаще других задумывался профессор. Если нынешняя экспедиция не принесет желанных результатов, не обнаружит хотя бы каких-нибудь намеков на существование «дремовского клада», вряд ли ему удастся еще раз доказать целесообразность поисков на следующее лето. Такого удара по самолюбию ему не перенести — придется подать в отставку, забыть о таежных привалах у ночных костров, которые еще сохраняют задор молодости в начинающем дряхлеть теле, и, стало быть, придет пора, когда, погрузившись в кабинетную тишь, он будет днями корпеть над никому не нужными мемуарами и геологическими статьями.
Григорий Петрович после встречи с медведем у ручья работал хотя и старательно, однако без инициативы, во всем соглашался с профессором. Чувствовалось, что он ждал окончания экспедиции, как избавления от неприятной, силой навязанной ему работы. Именно теперь он убедился, что время берет свое и куда спокойнее сидеть в геологическом управлении в кабинете, не подвергать опасности свою жизнь.
Такое с людьми случается нередко. Особенно когда человека на каждом шагу поначалу подстерегает удача, чуть ли не насильно передает ему в первые руки щедрые дары. Так было с Головиным. Окончив геологический институт с отличием, Гриша Головин не польстился заманчивым предложением остаться в аспирантуре института, а со свойственным ему молодецким задором запросился в геологическую партию, согласившись поначалу из-за отсутствия вакансий на должность младшего коллектора.
К осени партия, успешно выполнив задание, вернулась в управление. Начальник партии сдал образцы пород и письменный отчет с картами и схемами, толково составленный младшим коллектором. Специалисты партии получили солидные премиальные, а Головин — благодарность в приказе.
Последующие годы Головин не поступал так опрометчиво, он уже знал себе цену как специалисту, за несколько лет вырос до начальника партии. Особенно успешно прошли его изыскания в Якутии, подтвердившие версию о сибирской алмазной платформе.
В геологическое управление Головин перешел, задавшись целью получить кандидатскую степень. Работа над диссертацией приближалась к концу, геолог неопровержимо доказывал, что алмазы на окраинах Сибири, в районах вечной мерзлоты, есть. Он рассчитал направление поисков алмазов, районы залегания, ориентировочные запасы. Казалось бы, как это часто бывает в научных диссертациях, посвященных геологическим находкам, исследования Головина настолько точно предсказывали место алмазных россыпей, что можно идти туда, брать лопату и грести драгоценные камни.
Пока Головин писал диссертацию, его соратники — геологи не дремали, а шли к алмазам.
Незадолго до защиты Григорий Петрович, собираясь в институт на консультацию, в утренних последних известиях по радио услышал сообщение, которое с великой радостью восприняли все радиослушатели страны, кроме него самого: в Якутии, в районе Нюрбы, задымила алмазная «трубка мира». И хотя в этом была немалая заслуга и поисковых партий, руководимых некогда им, Головиным, диссертация его терпела крах. И не потому, что гипотезы, высказанные в ней, были ошибочными, а потому, что, подтвердившись, они стали уже не открытием, а историей. Кому нужна диссертация, потерявшая новизну, практическую ценность, изжившая себя на корню! Головин на время покончил с научной работой, вернулся в геологическое управление, с алмазов переключился на золото.
Изучая геологическую карту Восточной Сибири, Головин искал закономерность расположения очагов месторождений золота и уже подумывал попросить для себя тему научной диссертации, касающейся этой, на его взгляд, актуальной проблемы. Крупнейший специалист Сибири по золоту профессор Котов, к которому обратился геолог Головин за поддержкой утверждения выбранной им темы на ученом совете, хитровато сощурив глаза, спросил:
— А вы о «дремовском кладе» что-нибудь слышали?