Золотой ворон

– Поэтому, обладая сущностью Золотого Ворона, правителя, я не обладаю сердцем ятагарасу. – Молодой господин вдруг печально улыбнулся, будто вспомнив о чем-то. – Когда-то я растерялся, услышав, как мать говорит ребенку: «Нельзя делать другим то, что тебе самому было бы неприятно», ведь я не помнил, чтобы кто-то сделал мне что-нибудь неприятное. Поэтому, даже если получалось представить себе чужие чувства, по-настоящему сопереживать людям я не мог.

Молодой господин вдруг посмотрел на Юкию растерянно.

– Наверняка я и тебе причинил много неприятных минут, сам того не осознавая. Прости, – виновато сказал он.

Юкия чуть не расплакался.

– Ну, что это за глупости. Такого не может быть!

– Но это действительно так, с этим ничего не поделаешь. Возможно, именно поэтому я и не могу убить ятагарасу, ведь нет родителей, которые убивали бы своих детей.

По крайней мере, так определено в «Уложении Великой горы». Поэтому даже ради своей защиты молодой господин не мог пожертвовать жизнью ятагарасу. И если бы кто-то задумал погубить правителя, не пришлось бы даже готовить сложный заговор: достаточно взять в заложники любого жителя Ямаути – и Золотому Ворону останется только погибнуть.

Истинный Золотой Ворон оставался совершенно беззащитным перед ятагарасу, которых должен оберегать. Ведомый божественной волей в сражении с несчастьями, постигшими страну, он в то же время был уязвим для предателя.

«Вот почему Нацука и Сумио так ревностно опекали молодого господина», – вдруг понял Юкия.

– То есть у вас нет совсем никаких чувств? И что бы с вами ни делали, вы ничего не испытаете?

– Да. – Отвечая на этот вопрос, молодой господин вдруг отвел глаза. – Хотя… вообще, не знаю. Я сам толком не понимаю. Даже если и есть какие-то чувства, я не умею осознавать их. Возможно, если возникают такие, которые не совпадают с волей Золотого Ворона, они исчезают и я не успеваю их ощутить. Мое «я», «я» Надзукихико, мгновенно исчезает, словно тонкий намокший листок бумаги, стоит ему соприкоснуться с волей Золотого Ворона.

– Но тогда выходит, что у вас есть сердце, просто надо ним царит воля Золотого Ворона.

– Даже если так, с этим ничего не поделать.

– В смысле «ничего не поделать»?

– Потому что я Золотой Ворон, предводитель всех ятагарасу. С этим ничего не поделаешь, – повторил молодой господин, глядя прозрачными, будто стеклянными глазами.

Юкия вышел из покоев хозяина, шатаясь и закрывая рот руками. Голова раскалывалась. Его мутило, будто из желудка пытался подняться сгусток белого воздуха. Он не мог забыть глаза молодого господина, когда тот повторял: «С этим ничего не поделаешь». Его называли бесчувственным, бездушным, но ведь Юкия-то знал, что тот умел смеяться, как самый обычный ятагарасу.

Если Юкия прав и молодой господин не лишен сердца и души, а просто вынужден был убивать в себе душу, тогда ему наверняка очень тяжело живется.

– Ты правильно чувствуешь, – обратился кто-то к Юкии, и от неожиданности тот вздрогнул.

Обернувшись, он увидел Хамаю в свете фонарика. Ее фигура в ультрамариновом хитоэ и темно-синей куртке хаори с красной подкладкой и узором в виде текущей воды казалась какой-то призрачной, нереальной.

Он не понял, как ей удалось прочитать его мысли, но Хамаю легонько ткнула себя пальцем в щеку:

– У тебя на лице написано: «Невероятно!»

Юкия невольно дотронулся до своей щеки, и Хамаю рассмеялась.

– Госпожа Хамаю, а что вы думаете о Его Высочестве? – вырвалось у него.

Супруга молодого господина оборвала смех и перевела взгляд на ухоженный сад:

– Знаешь… Во-первых, я думаю, что отсутствие у него сердца – вранье.

– Вранье?

– Ты и сам это чувствуешь, поэтому не можешь поверить его словам.

В ее глазах прятались смешинки, она будто подтрунивала над юношей, и он почувствовал, как исчезла из груди тяжесть.

Вечер был ясным, но в воздухе пахло влагой. Юкия только сейчас обратил внимание, что с улицы доносилось кваканье лягушек. Теперь, когда юноша заметил этот звук, показалось, будто он зашумел громким хором, стало даже странно, как можно было не слышать его раньше.

– Значит, у Его Высочества…

– …есть свое сердце, сердце Надзукихико. Это точно. Но, как он и сказал, лишь он сам не может его почувствовать. Бедняга, – вздохнула Хамаю. – Мы все оцениваем людей на основании симпатии или неприязни. А ему в этом не на что опираться, поэтому он часто ошибается.

Выбирая супругу, он много раз повторял: «Я не считаю женщину какой-то особенной только потому, что она станет моей супругой, и не испытываю к ней любовных чувств. Если это будет необходимо для политики, я без колебаний убью ее. Хочешь ли стать моей женой, несмотря на это?»

– Масухо-но-сусуки тогда возмутилась, говорила: «Какой бессердечный человек!». А ведь он просто ничего другого не мог сказать.

Как истинный Золотой Ворон, он должен в равной степени любить всех ятагарасу. Иначе это будет несправедливый правитель. Ему строго запрещено показывать свою привязанность к кому-то определенному, даже если он любит человека. Вот поэтому он и не может «считать кого-то особенным».