Золотой выкуп

— Намаз-ака, хватит, спасибо. Лучше возьмемся за руки и пойдем потихоньку. Придут ли когда-нибудь лучшие дни, Намаз-ака? Столько испытаний уже выпало на нашу долю…

— Придут, дорогая, обязательно придут. Говорят, на лучшее не надеется только шайтан. Мне сообщали из Самарканда, что и в других краях то и дело вспыхивают мятежи. Вот если бы нам удалось объединиться! Сказать честно, Насиба моя, я очень нуждаюсь в советах умного человека. Много ошибок я допустил и допускаю. Поднял людей на большое дело, а как быть дальше — не знаю. Обеспечу людей конями — оружия нет. Каждый норовит делать только то, что ему нравится, общей заботы знать не желает. Голова моя пухнет от забот и мыслей, а посоветоваться толком не с кем.

— Чем плох ваш советчик Назарматвей-ака?

— Видишь ли, дорогая, Назар, — хороший, верный друг, храбрый, находчивый воин, которому, наверное, нет равных. Но он такой же босяк, как и я, выросший в хлеву Ивана-бая. И не грамотнее меня, чтобы открыть мне что-то новое. Нам же сейчас необходим такой мудрый человек, который умел бы жить не только сегодняшним днем, но и заглянуть в завтрашний. Все намеревался поближе сойтись с Морозовым, да, видно, не суждено. Я слышал, и его, беднягу, упрятали за решетку, отправили куда-то под усиленным конвоем, то ли в Ташкент, то ли в Мерв, точно не знаю. Я вроде рассказывал тебе о своей встрече с ним. Тогда я много диковинного услышал от него. Ты, Намаз, говорил он тогда, ничего не добьешься, покуда не свяжешься с партией, не погрузишься в глубь народа. Рассуждал как пророк, поверишь ли?! Эх, если бы я еще разок встретился с ним, возможно, спала бы пелена с моих глаз, яснее стал бы различать свою дорогу…

Так, за разговором, они не заметили, как взобрались на вершину высокой горы. Отсюда ясно виднелись степи, раскинувшиеся до самого Каттакургана. Казалось, солнце сегодня освещает долину с особой щедростью и любовью. Над землей навис легкий сизый туман. Травы едва заметно колышутся, завораживая глаза, наполняя душу каким-то особым трепетом… Тишина над долиной. Мир, спокойствие… Тюльпаны застыли, ловя раскрытыми чудо-чашами благодатный солнечный свет.

Насиба была заворожена представшей перед ней красотой. Она составляла красивые букеты из тюльпанов и протягивала Намазу, будто даря ему весь белый свет, то и дело заливалась звонким, счастливым смехом. Казалось, будь у нее крылья, легко оттолкнулась бы сейчас от земли и полетела, полетела…

Вдруг словно земля качнулась у нее под ногами, небо накренилось, по телу пробежал жгучий жар.

— Намаз-ака! — закричала она испуганно.

Намаз, полулежавший на склоне и любовавшийся зеленой долиной, в один прыжок оказался рядом, подхватил ее на руки.

— Голова закружилась… — виновато прошептала Насиба.

— Устала?

— Нет. Я, кажется, замучила вас.

Опустившись на землю, Намаз положил голову жены на колени. От ее иссиня-черных волос исходил приятный, кружащий голову запах. Намаз гладил их большой, жесткой ладонью, и по мере того как он гладил волосы жены, на ее бледном лице проступала тихая, блаженная улыбка. «Знаю, как тебе трудно, дорогая, невыносимо трудно! — с горечью думал Намаз. — Кто знает, полюби ты кого другого, может, совсем иначе сложилась бы твоя судьба, не испытала бы столько бед. Я же принес тебе горе вместо счастья, волнения и тревоги вместо тихой, спокойной жизни…»

В эти дни Насиба чувствовала себя неважно. Порою вновь заявляла о себе душевная болезнь, связанная со смертью их первого ребенка и с арестом Намаза: тогда она замыкалась в себе, мрачнела, беспричинно плакала или уходила, куда глаза глядят, босая, простоволосая, неряшливо одетая. А то вспрыгивала на коня и, хлеща его плетью, неслась, не разбирая дороги…

Намаз прекрасно понимал, что это дают о себе знать постоянно удручающие ее душу страх за него, беспокойство о завтрашнем дне, боль и печаль по утратам, обида за свою несчастную жизнь, тоска по мирному, уютному очагу… Поэтому он старался не перечить ей, исполнять любое желание, окружить заботой и вниманием. Ко всему, она опять была беременна, что, несомненно, служило причиной изменчивости настроения, упадка духа. Конечно, сейчас Насибе необходима спокойная, нормальная жизнь. Но есть ли нынче на земле уголок, свободный от лжи, предательства и соглядатаев? А что, если отправить Насибу с сестрами в Коканд, к Сергею-Табибу? Старик будет рад принять их под свое крыло — Намаз знает, как Рябов переживает свое одиночество! Любопытным Сергей-Табиб может представить Насибу женой какого-либо бая, которая желает лечиться только у него.

— Насиба, — тихо позвал Намаз.

— А, что такое? — проснулась женщина.

— Послушай, что я надумал, родная. Только ты не отказывайся. Как ты посмотришь, если я отвезу тебя с сестрами в Коканд, к Сергею-Табибу?..

— Пока я жива, — покачала головой Насиба, — я не расстанусь с вами.

— Насиба, дорогая, но ты пойми…