Из канцелярии тысячника Арсланкул вышел как оплеванный. С ним здесь обращались будто со скотом. И это с человеком, который не сегодня завтра станет беком всего Зеравшана! Так и тычут в морду: «Сарт! Сарт!» Сами вы сарты, подлецы!
Однако они вроде решились напасть на отряд. В таком случае он, Арсланкул, еще на шаг приблизился к заветной цели, а ради этого, конечно, можно и усмирить свою гордость…
Потом Арсланкул встретился с несколькими людьми, обязанными передать Намазу кое-какие сведения, и пустил коня обратно к стоянке.
Гости уже разошлись, в костре дотлевали последние угольки. Джигиты крепко спали, попадав кто где: одни под наспех сколоченным навесом, другие — в юртах, третьи прямо под открытым небом. Верно, сказалось действие вина, привезенного спутником Нурмана-бахши. Дастарханы не убраны. Немытая посуда сложена в беспорядочные кучи.
Намаз и Назармат полулежали у костра, неторопливо беседуя о чем-то. Рядом стоял кувшин, пиалы наполнены вином. Оба были заметно навеселе.
— Подите сюда, брат! — позвал спешившегося Арсланкула Намаз. — Устали небось крепко?
— Устал очень, бек, — вздохнул не кривя душой Арсланкул.
— Как, догнали?
— Я догнал с десяток конников. Но подозрительных среди них не обнаружил, бек.
— Может, он куда свернул, подлец, а?
— Может, и свернул, кто его знает. Степь широка. Остальное все в порядке. Встретился с нужными людьми. Отряд Сокольского, сообщили они, несколько дней стоял в городе. Посадили четырнадцать человек, обвинив в пособничестве бандитам. Позавчера отряд отбыл в Нурату.
— Выяснили, где обретаются нукеры Лутфуллы-хакима?
— Выяснил, Лутфулла поехал на праздники в Кумушсай.
— Значит, мой верный друг, в эти дни мы можем спать спокойно?
— Аллах даст, бек, можем спать спокойно.
— Э-э, бросьте вы все на своего аллаха кивать! — вскипел вдруг Намаз. — Они должны были сегодня нас атаковать, понимаете, непременно должны были атаковать! Видите, Назар пьян, я пьян, джигиты все дрыхнут, хмельные, без задних ног. Дураки они будут, коли упустят такую возможность и не нападут на нас! Сколько тут сегодня перебывало гостей? Сотня, две сотни, три? И думаете, среди них нет хотя бы одной продажной шкуры? Есть, еще как есть, верно я говорю, брат мой верный? А среди нас самих разве нет людишек, готовых на предательство?
— Не люблю подозревать ближних в подлости, бек. Я стремлюсь верить им до конца.
— Однако, брат, спасибо вам! Вы честный человек… А я обижал вас, чуть даже не приговорил к смерти… Но ведь между нами все плохое забыто, забыто, верно я говорю?! И все благодаря вашей широкой натуре! Давайте, выпьем, напьемся в эту ночь допьяна!..
— Нет, бек, я не могу себе этого позволить. Хочу иметь ясную голову. Ведь вы же сами сказали, что в эту ночь может случиться всякое.
— Назармат, слышал мудрые слова нашего друга?! Хвалю за верность, преданность, какую не всегда встретишь даже у родного брата! Скажите, Арсланкул-ака, чем бы я мог наградить вас и за то, что вы есть, и за верную вашу службу, и за слова, только что вами сказанные? Увы, такой награды нет. И вы не похожи вон на храпящих, лежащих вповалку богатырей!.. Но, ака, сегодня праздник, и им это простительно. Вас же я все равно должен чем-то одарить. Но я сейчас гол как сокол, сами знаете. Что я могу вам дать? Ничего, кроме вот этого своего стеганого простецкого халата! Остальное все… раздарил. Отдал людям. Но я вам подарю… я вам свой собственный кинжал подарю! Кинжал, полученный от такого же верного друга, как вы, мой брат. Берите же!
— Я тронут вашими словами, бек. Я готов служить вам до последнего часа.
Когда Арсланкул ушел, Намаз вдруг взял Назармата за шиворот, стал трясти его:
— Назар, Назарджан, вставай, друг, воспрянь, пойдем-ка нырнем по разу в реку. Все-то сегодня позабыли об осторожности, но мы-то на что, мы должны с тобой глядеть в оба!.. Мы — среди врагов…
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. ВЫСТРЕЛ ИЗ-ЗА УГЛА
Конев давно мечтал прославиться, проявив на поле брани чудеса храбрости. После разговора с Арсланкулом, несмотря на предостережения полицмейстера, он немедленно послал гонцов в Дамарыкскую, Иштиханскую и Мингарыкскую волости с просьбой прислать по десятку нукеров. Городской тысячник собрал для него двадцать вооруженных джигитов. Наспех сколоченный отряд Конева тронулся в путь. Ротмистр рассчитывал загодя добраться до цели, а с рассветом неожиданно атаковать неприятеля, погруженного в крепкий и сладкий предутренний сон.
Однако Конев не знал, что в эту злополучную ночь 24 марта 1907 года еще один честолюбивый господин оголил саблю, чтобы снять голову ненавистного Намаза.