– При том, что вы – автор. У вас ведь есть позиция?
– Какое значение имеет моя позиция? Я – репортер, я фиксирую, понимаете? Выводы делают зрители, разве не вы говорили мне это еще несколько месяцев назад?
– Я. Но какие выводы должен сделать зритель, посмотрев ваше расследование?
– Я– не зритель.
– Вы – автор.
– Хорошо, черт возьми. Он должен понять, что мир имеет, как минимум, два полюса. А еще есть стороны света, а еще…
– Достаточно. Вы – умный человек. Так будьте умны и сейчас. Яне могу поставить в эфир Первого канала ваш фильм.
– Это цензура?
– У нас нет цензуры.
– Тогда – почему?
– Я так решил…
– …знаешь, ты очень странный… – Он опять везет Лену домой в ее малые дальние выселки, она сидит рядом с ним, поджав под себя ноги, туфли сброшены на коврик под кресло.
– Почему? Чем я странный?
– Нет, ты меня не понял! – Она смеется. – У тебя жена, ты ее любишь, не изменяешь ей никогда, ведь так? И ни с кем из девочек в редакции у тебя никогда ничего не было. И меня ты возишь домой – просто так – уже год, наверное. И я всегда думаю – когда ты меня поцелуешь? – Лена закрывает глаза и откидывает голову назад, будто предлагая сделать это немедленно.
– Я бы сказал – «никогда», – он пытается отшутиться, – но очень не люблю это слово.
– Тогда зачем ты тратишь на меня свое время?
– Ты мне просто очень нравишься. Ты – мой друг. Я люблю разговаривать с тобой, смотреть, как ты сидишь вот так, поджав ноги.
– А потом, потом – ты поедешь домой, к жене?
– Ты угадала.
– Останови машину. – Лена резко отстегивает ремень, запихивает ноги в туфли и откидывает назад волосы. – Слышишь? Прямо здесь…
– …я не для тебя это делаю, сынок, усекаешь? Нет, ну и ладненько.
– Баринов! Вы мне надоели!
– Это взаимно. Хочешь – собирай вещички и иди – на все четыре стороны. Ставлю премию за десять лет и полковничьи погоны: ты прибежишь назад минут через десять с простреленным брюхом. Или – не успеешь.
– Пошел ты!..
– И зачем так грубо? С единственным на целом свете другом?
– Я не хочу, не могу, не желаю больше…
В этом хаосе голосов он пытается услышать что-то невероятно важное и нужное, прочитать послание.
Но все зря, ничего не выходит. А голоса все звучат и звучат, рассказывают, веселятся, спрашивают, требуют, просят помощи. Голоса становятся злее и настойчивее, кто-то невидимый все время увеличивает громкость, будто проверяет – насколько еще хватит испытуемого? Испытуемый вскакивает на своей горячей и влажной постели и со всех сил бьет себя ладонями по ушам. Крики сменяются звоном, а потом, наконец, наступает долгожданная тишина. Тишина и боль. Идеальное, чистое сочетание.#46
Москва, съемная квартира в спальных районах на Востоке
16 марта 2009 года, 23.52