Инид всегда шла впереди с сеткой для ловли насекомых. Ее пес Мистер Роулингз следовал за ней по пятам и не смотрел ни направо, ни налево. А Марджери тащилась за ними, испытывая мучительную боль в покрытых нарывами ступнях. Ее кожа была настолько обожжена солнцем, что слезала клочьями, хотя она старательно смазывала ее кольдкремом «Пондз», надеясь хоть как-то снова эти клочья прилепить. Но хуже всего приходилось ее блокнотам, обложки которых насквозь пропитались влагой, а страницы приближались к состоянию мягкой пульпы, так что их приходилось разлеплять с превеликой осторожностью, точно отделяя шкурку от перезрелого плода. Хотя, с другой стороны, ей и карандаш-то трудно было держать распухшими пальцами. А еще жара, а еще дожди, а еще укусы бесчисленных насекомых. Единственная радость – циклон пока что ни разу не приходил. И Марджери, сдвинув сурово брови, продолжала идти вперед.
Инид часто говорила о будущем – о том, как Марджери получит место в Музее естественной истории и прославится, став знаменитым коллекционером жуков. Или вдруг спрашивала: «Мардж, а вы уверены, что вам захочется убить этого золотого жука, когда вы его найдете? Нет, я понимаю, как это важно для науки, но просто не представляю, как вы сумеете заставить себя это сделать!»
К концу третьей недели в их коллекции уже имелось три экземпляра редкой разновидности долгоносиков и еще два прыгающих жука, каких Марджери никогда раньше не видела, а также несколько щитоносок. На этот раз мальчишки в дом не влезли, а ждали их снаружи, выстроившись в удивительно ровную шеренгу, и сразу стали предлагать Марджери целую корзину живых пресноводных угрей. От угрей она тут же отказалась. Но мальчишки все равно оставили их в бунгало в качестве подарка. Инид отнесла угрей в ручей, но они все время приползали обратно – их приманивал по вечерам свет лампы-«молнии». Особенно плохо было после дождя: угри заползали в водосточные трубы и застревали там, а потом расползались по всему бунгало. В итоге Инид пришлось поставить в передней комнате ведро, в которое она их собирала и таким образом спасала.
Несмотря на дожди, Инид перестирала и высушила всю их одежду, а также постаралась просушить гамаки. Затем она пополнила запасы провизии и заново собрала рюкзаки. Марджери тем временем накалывала собранные экземпляры, делала зарисовки и записи. Потом они снова потащились на гору.
По ночам тьма в лесу была такой непроницаемой, словно мир обрубили со всех сторон и некоторые его части пропали навсегда. А ранним утром наползали настолько густые туманы, что даже деревьев не было видно. Да и днем солнечный свет, проникая в гущу леса узкими полосками, нарезал подлесок ровными ломтями, точно натянутой проволокой. Инид начала варить из отобранных в странствиях листьев «витаминные супы».
– Мардж, вы не спите? – как-то раз, уже лежа в гамаке, спросила она. – Знаете, а ведь я часто спала с другими мужчинами. Не с мужем. Персу вообще больше парни нравились. Если вы, конечно, понимаете, о чем я. Собственно, получилось так, что парни нам обоим нравились. Понимаете? Иной раз мы их даже ревновали друг к другу.
Марджери слушала ее и изо всех сил старалась не вывалиться из гамака от изумления. Но не вывалилась, потому что застыла в полной неподвижности, пытаясь переварить то, о чем Инид ей только что сообщила.
А в другой раз – и снова уже в темноте – Инид тихо сказала:
– Мужчины не всегда по-хорошему ко мне относились. Понимаете? Даже когда я еще совсем ребенком была. Они и тогда уже не слишком хорошо со мной обходились.