Золотоискатель

Так думаю я, пьянея от света. Солнце почти касается горизонта, но ночь на море не несет в себе тревоги. Наоборот, радость и покой нисходят на надводный мир, где нет сейчас, кроме нас, ни единого живого существа. Небо окрашивается в золото и пурпур. Море, такое темное под полуденным солнцем, стало гладким и легким — будто это и не море вовсе, а фиолетовая дымка, сливающаяся на горизонте с облаками, чтобы укрыть солнце.

Я слушаю певучий голос рулевого: стоя у штурвала, он по-прежнему ведет свой рассказ, обращенный, возможно, к самому себе. Кресло Брадмера рядом с ним пусто: в этот час капитан уединяется в своем алькове, где спит или пишет. Высокая фигура рулевого четко вырисовывается в сумеречном свете на фоне сверкающих парусов и кажется такой же нереальной, как и его певучие речи, которые я слушаю, не понимая их. Темнеет, и я думаю о силуэте Палинура — каким его видел Эней — и о Тифисе, кормчем на корабле «Арго», и о том, как он старался в преддверии ночи ободрить своих товарищей словами, которые я запомнил на всю жизнь:

В воды лазурные гордый Титан погрузился,
чтобы сбылось предсказанье удачи.
Скоро в ночи вновь задуют могучие ветры,
и в час безмолвья проворно корабль вперед устремится.
Взгляд мой не в силах уже уследить за движением звезд,
что готовятся небо покинуть и в море укрыться,
как Орион, что уж за горизонт закатился,
или Персей — подстрекатель бурунов гневливых.
Путь мне укажет сей змей, что кольца

ми своимисемь ясных звезд окружает и не покинет вовек небосвода.

Я декламирую вслух стихи Валерия Флакка, прочитанные когда-то в отцовской библиотеке, и снова представляю себя на борту «Арго».

Позже, в наступивших сумерках, команда собирается на палубе. Подставив свежему бризу голые торсы, моряки курят, переговариваются, смотрят, как и я, на море.

С первого дня плавания мне не терпится поскорее оказаться на Родригесе — конечной цели моего путешествия, но сейчас я хотел бы, чтобы этот миг никогда не кончался, чтобы «Зета», подобно «Арго», вечно скользила по легким морским водам, у самой кромки неба, под своим ослепительно-солнечным парусом — сверкающим язычком пламени на фоне погрузившегося во тьму горизонта.

Еще одна ночь на море

Заснув в трюме на своем месте, с сундучком под головой, я просыпаюсь от удушливой жары и неистовой возни тараканов и крыс. Насекомые жужжа носятся туда-сюда в спертом воздухе, а в темноте это особенно неприятно. Приходится прикрывать лицо носовым платком или полой рубахи, иначе рискуешь в один прекрасный момент обнаружить чудище у себя на носу. Крысы ведут себя осторожнее, но потому они и более опасны. Недавно вечером один из матросов побеспокоил грызуна, занятого поисками пищи, и тот укусил его за руку. Хотя капитан Брадмер обработал рану тростниковой водкой, она воспалилась, и теперь я слышу, как несчастный бредит в горячке на своем тюфяке. Блохи и вши тоже не дают ни минуты покоя. По утрам все скребутся, расчесывая бесчисленные укусы. Первая ночь в трюме обернулась для меня, кроме всего прочего, нападением полчищ клопов, после чего я предпочел не пользоваться выданным мне тюфяком. Забросил его в глубь трюма, а сам устроился прямо на полу, завернувшись в старую конскую попону, благодаря чему меньше страдаю от жары и не вдыхаю запах пота и соленой воды, которым пропитаны эти убогие подстилки.

Царящая в трюме жара мучит не только меня. Матросы просыпаются один за другим, переговариваются и в конце концов возобновляют бесконечную игру в кости — с того места, на котором остановились перед тем, как улечься. На что они могут играть? Когда я задал этот вопрос капитану Брадмеру, он пожал плечами и коротко ответил: «На женщин». Несмотря на запрет капитана, моряки зажгли в передней части трюма огонь — масляную лампу Кларка. Оранжевое пламя колеблется при качке, фантасмагорически освещая лоснящиеся от пота черные лица. Издали, со своего места, я вижу, как сверкают белки глаз и белые зубы. Что они делают там, сгрудившись вокруг лампы? Они не играют в кости, не поют. Просто говорят, по очереди, тихими голосами, ведут долгий многоголосый разговор, прерываемый смехом. И снова в мою душу закрадывается страх перед заговором, бунтом. А что, если они и правда решили захватить «Зету» и побросать нас за борт — Брадмера, рулевого и меня? Кто что узнает? Кто станет искать их на далеких островах, в Мозамбикском канале или на побережье Эритреи? Повернувшись к ним, я не двигаясь смотрю сквозь ресницы на колеблющееся пламя, в котором то и дело гибнут по неосторожности красные тараканы и москиты.