Золотоискатели

— Мукоки, — заговорил очень мягко и ласково Родерик, сжимая обеими руками пергаментную руку триппера. — Я люблю слушать легенды про Великого Духа. Подобно тебе, я уважаю ту великую силу, которая создала все эти чудесные леса, величественные горы, озера, реки и эту прекрасную луну, которая сейчас сияет над нами. Мне очень интересно знать, Мукоки, как ты лично представляешь себе все это. Я, конечно, по-иному отношусь ко всему, но это нисколько не мешает мне глубоко уважать твои верования и твои убеждения. Во всяком случае, я никогда не позволю себе смеяться над тобой! Можешь поверить мне, Мукоки!

Глубокие морщины на лице индейца разгладились, и его тонкие губы слегка приоткрылись. Затем он пристально поглядел на Родерика, словно желая убедиться в том, что молодой человек был вполне правдив, сделав такое заявление.

А Родерик тем временем продолжал:

— Я скажу тебе, Мукоки, больше того. Я не верю и в наши предания, в предания белых, но, тем не менее, нахожу в них много интересного и значительного. Ведь тебе известно, что большинство белых людей верит в то, что Бог создал и шесть дней землю и небо, а на седьмой день разрешил себе вполне законный отдых. Этот седьмой день мы называем воскресеньем. Наши книги говорят, что тот же самый Бог создал все леса и поля, и равнины, и все прочес, но не из любви к семи красавицам-сестрам, а просто по великой благости своей. Имеется множество, тысячи тысяч самых замечательных легенд, связанных с созданием мира, я, не веря в сущности их, я все же люблю их как красивые, поэтические выдумки. Я думаю, что так же прекрасны и ваши легенды, и поэтому я заранее проникся к ним полнейшим уважением, Я надеюсь, старик, что ты веришь мне!

— Да, да, конечно… — не совсем твердо ответил индеец, но видно было по выражению его лица, что доводы юноши подействовали на него.

— Так ты готов рассказать мне все и сейчас же? — спросил Родерик.

— Нет, не все и не сейчас же! — отозвался тот. — Как-нибудь в другой раз мы побеседуем об этом.

Очевидно, на дне души у старика сохранились еще следы недовольства, и Родерик понял, что он задел одно из самых чувствительных мест своего краснокожего друга и вместе с тем спасителя.

Утки были ощипаны, выпотрошены и зажарены. Мукоки выбрал самую крупную «белоклювку», которая была так хорошо зажарена, что местами отливала темным золотом, и протянул ее Родерику. Вторую утку он подал Ваби, а затем выбрал и для себя жирную птицу, уселся на земле подле самого костра и принялся за еду. Его примеру немедленно последовали и молодые люди.

— Да это чисто лукулловский пир! — не мог удержаться от восклицания Родерик и стал вертеть своей уткой, насаженной на длинную вилку.

Ночь прошла без всяких приключений. Когда Родерик и Ваби раскрыли на следующее утро глаза, они первым делом увидели подле хижины пирогу, на которой они переехали озеро.

— Вот как! — вскричал Родерик. — Но интересно знать, каким образом она попала сюда?

— А в то время, как вы спали, я работал, — ответил индеец и подошел поближе. Он прибавил, не преминув при этом закряхтеть: — Я вытащил лодку на лед и приволок ее сюда вместе со всем содержимым. Вот как!

— Браво, Муки!

— Но надо иметь в виду, — заметил Ваби, — что Мукоки сделал лишь первую половину работы. Теперь нам троим предстоит выполнить вторую половину. Нам надо перетащить пирогу и весь груз ее к устью реки Омбакики, которая находится несколько подальше к северу, приблизительно на расстоянии часа ходьбы отсюда. Послушай, Род… При большом желании ты можешь услышать, как ревет река.

— Да, да, это верно! — вставил свое замечание индеец. — Теперь, должно быть, там очень много воды. Река сейчас течет быстрее, чем бегут двадцать тысяч оленей.

— И нам придется подняться вверх по этой реке на нашей пироге? — спросил Родерик.

— А как же! — ответил Ваби, смеясь при виде смущенного лица друга. — И будь уверен, что мы самым благополучным образом доберемся туда, куда надо.