Золотошвейка

– Катари рабс – яд, весьма редкостный. Его делают из частей некоторых моллюсков с далеких Монзорских островов, густо приправляя заклятьями. Это не простой яд, который обычно опытный маг может обезвредить задолго до того, как он попадет в его тело, и даже после того, как он его выпьет. Катари рабс – яд исключительно для магов. Мало кто знает, как с ним бороться. К счастью, однажды я уже имел такое удовольствие сталкиваться с ним раньше и выжил. Без этого вряд ли мне удалось бы спасти графа Ноилина.

– О хвала богам! – заорала я, щедро выливая слезы. – Он жив!

Если бы у меня были свободны руки, я бы обняла Крэммока и расцеловала!

– Да, – слегка удивился «серый камзол», – ты решила, что он умер?

Он обернулся и посмотрел на мрачного Джаиля, мстительно улыбавшегося мне.

– А теперь расскажи, девушка, что ты об этом знаешь.

От радости я готова была рассказать что угодно, тем более что скрывать мне было нечего. Но, описывая замыслы Тильды, теперь я посмотрела на ее идеи и поступки с другой стороны. У меня было время подумать.

По моему глубокому убеждению, Тильда, равно как и моя сестра Селина, относилась к той отнюдь не редкой категории людей, которые стесняются Голой Правды. И как любой стеснительный человек, такие люди искренне стараются прикрыть неприглядную с их точки зрения наготу хоть чем-нибудь, начиная от приукрашивания и заканчивая броней откровенной фантазии. Так что Правда нередко оказывается в лагере противника. Но это не мешает ее декораторам считать себя людьми исключительно правдивыми и честными.

Тильда тоже искренне верила в то, о чем говорила. Она могла бы даже убедить в этом и меня, однако я слишком долго времени провела рядом с Селиной, поэтому прекрасно различала все оттенки лжи. Но дело было в том, что ее ложь могла вовсе не иметь никакого отношения к «катари рабсу». Тильда могла скрывать что угодно, например, что зелье варила все-таки не она сама или граф вовсе не ее отец, а предмет тайного вожделения. И как бы это ни объяснялось, суть ее притязаний оставалась неизменной – привлечь внимание графа Ноилина, и она делала это всеми возможными способами. Вот только не верилось мне, что она намеренно отравила хозяина. Тильда мне нравилась – вот ведь незадача.

Пока я не могла в этом разобраться и предпочла ни с кем своими соображениями не делиться. Тем более что версия самой Тильды могла вполне отличаться от моей.

– Вы бы спросили ее сами, почему она это сделала и что произошло, – осторожно предложила я.

То, как Крэммок проигнорировал мое предложение, заставило меня насторожиться. Я вздохнула и продолжила рассказ.

Поверил мне «серый камзол» или просто пожалел, но с крюка меня сняли, а веревки разрезали. А еще избавили меня от общества Джаиля, что и вправду было великодушным жестом.

Сидя в одиночестве на колченогом стуле, я пересчитала все камни на стенах – вдоль, поперек и по диагонали. Потом пересчитала камни на полу. На потолке не успела, потому как за окном совсем стемнело. Я придвинула стул к запертой двери – дерево все-таки, а не камень – и по-птичьи уселась на него с ногами, прислонившись к его спинке и обхватив себя руками. Я замерзала и была голодна, но физическое неудобство было куда лучше душевных волнений. Оставаться среди источающего холод камня было невмоготу, но звать на помощь Джаиля было выше моих сил. По крайней мере пока.

Когда, наконец, дверь отперли, я просто вывалилась из нее боком, поскольку ненароком забылась в кошмарной дреме. И если бы не подхвати меня чьи-то чужие руки, я оказалась бы на полу. Однако, сообразив, что это руки Джаиля, я быстро вскочила, встав в какую-то боевую стойку и выставив на всякий случай сжатые кулаки.

В коридоре ярко горело множество свечей, а вид у меня, видимо, был еще тот. Смотревшие на меня голубые глаза раскрылись в веселом изумлении:

– Ты что же, еще и драться будешь?

– С кем? – страдальчески осведомилась я, отряхиваясь и поправляя одежду. Мой собеседник расхохотался, блеснув белозубой улыбкой, тряхнув белокурой шевелюрой и продемонстрировав незлобивую натуру. Ага, один из гостей!

– Граф Иолль Катэрскир, к Вашим услугам, – склонился он в шутовском поклоне.

– Кассандра Тауриг, простая золотошвейка, коль не шутите, – пробормотала я, без стеснения рассматривая очередного графа. Живого.

– Не шучу, – махнул рукой Иолль. Потом задумчиво сдвинул брови:

– Золотошвейка?

Интересно, почему моя профессия с недавних пор вдруг попала в разряд вымирающих? Почему каждый в этом замке обязательно переспрашивает меня о роде моих занятий, будто сомневается в услышанном? Даже не желая показаться невежливой, я все же не стала убеждать его в обратном. У меня были дела поважнее.

– Вам я тоже должна рассказать о моей бесталанной жизни, повиниться во всех грехах и подать отрубленную голову на блюде в знак полного сокрушения и повиновения? Может, меня уже можно выпустить?

Я была несказанно зла на всех обитателей и гостей этого замка.

Иолль с удивлением пригляделся к моей багровой, надо полагать, щеке, осторожно заглянул поверх моей головы в черное нутро тюремной камеры и задумчиво выдал: