Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги (сборник)

Лишь одно шло вразлад с ее успехами – поведение пасынка. Именно про него говорила она по телефону перед тем, как вернуться в комнату для завтраков. Бейлисс уже давно удалился, Крокер в мрачной задумчивости сидел за столом.

– Бингли, нам улыбнулась удача, – возвестила его жена. – Так любезно, что дорогая леди Корстофайн позвонила мне! Оказывается, в Англию вернулся ее племянник, сэр Перси Уиппл. Последние три года он жил в Ирландии, служил у тамошнего наместника и прибыл в Лондон вчера днем. Леди Корстофайн обещала познакомить его с Джеймсом. Мне так хочется, чтоб они подружились!

– Юджиния, – гулко проговорил Крокер, – тебе известно, что бейсбол тут называют лаптой и в него играют дети? Мягким мячом!

– Джеймс совершенно отбился от рук. Аб-со-лютно необходимо, чтобы он подружился с порядочными людьми.

– И ракеткой!

– Послушай меня, Бингли! Я говорю о Джеймсе. В нем просто засела американская вульгарность! С каждым днем он хуже и хуже. Вчера я была с Дэлефилдсами в «Карлтоне», и там же, всего за несколько столиков, сидел Джеймс с неописуемым субъектом. Как можно показываться на публике с подобными личностями! Чудовищный костюм, перебитый нос, гнусавит на весь ресторан. Буквально все оборачивались! Позже я выяснила, что этот субъект – боксер самого низкого пошиба из Нью-Йорка. Некий Спайк Диллон, так мне сказал капитан Рокстон. Джеймс угощает его в «Карлтоне»!

Крокер хранил молчание. Неустанной тренировкой он отшлифовал это искусство до совершенства.

– Джеймсу надо втолковать его обязанности. Что ж, я побеседую с ним. Только на днях я слышала, что очень достойному человеку, чрезвычайно богатому, щедрому на пожертвования во всякие партийные фонды, пожаловали только личное дворянство, потому что его сын вел себя крайне вызывающе. Нынешний двор очень строг. Джеймсу следует быть осторожным. Некоторая степень буйства в молодом человеке вполне позволительна даже в высших кругах, но при одном условии – пусть буянит в хорошей компании. Всем известно, что молодого лорда Дэтчера, пока он учился в Оксфорде, выставляли из мюзик-холла каждый год в вечер лодочных гонок, но никто не возражал.

Семья относится к этому как к шалости. А вот у Джеймса вкус донельзя вульгарный. Профессиональные боксеры! Да, много лет назад было модно показываться с ними, но дни эти миновали. Мне определенно следует побеседовать с Джеймсом. Ему никоим образом нельзя привлекать к себе внимание. Дело о нарушении брачных обещаний было три года назад; надеюсь, о нем забыли. Но малейший промах – и газеты снова примутся полоскать его имя. Это может оказаться роковым. Будущий наследник титула должен быть осторожен…

Как уже упоминалось выше, Крокер никогда не прерывал жену, но сейчас – перебил:

– Слушай-ка!

– Бингли, – миссис Крокер сдвинула брови, – я тебе уже не раз говорила, чтоб ты не начинал с этих слов. Препротивный американизм! Подумай, вдруг, в один прекрасный день, обращаясь к палате лордов, ты произнесешь такое! Тебе и договорить не дадут!

Крокер конвульсивно сглотнул, точно бы проверял, способен ли он к речи. Словно Савла Тарсянина, его сковала внезапная немота. Часто, в дни здешнего житья, он гадал, с какой стати Юджиния обосновалась тут, а не на их далекой родине. Не в ее привычках, думал он, совершать бесцельные поступки, однако до сего момента постигнуть ее мотивы не мог. Даже сейчас он едва верил себе. Но какой еще смысл могли таить ее слова, кроме этого, чудовищного, который шарахнул его, как дубинкой?

– Послушай-ка… то есть Юджиния, неужели… нет, не может быть… ты не собираешься сделать меня лордом?

– Именно над этим я и тружусь все эти годы!

– А… а зачем? Не понимаю!

Прекрасные глаза миссис Крокер заискрились.

– Что ж, я тебе объясню. Перед тем как мы поженились, я беседовала с моей сестрицей. Вела она себя оскорбительнее некуда. Обзывала тебя словами, которых я ей не прощу. Видите ли, замуж я выхожу за неровню! Что ж, ты у меня станешь английским пэром. А ей я пошлю вырезку «Почетный список на день рождения» с твоим именем. Умру, но добьюсь! Теперь ты все знаешь.

Воцарилась тишина. Крокер машинально отхлебнул холодного кофе. Блестящими глазами его жена вглядывалась в сверкающее будущее.

– Это что, мне придется торчать в Англии, пока меня не произведут в лорды? – выговорил несчастный.

– Да!

– И я не съезжу в Америку?

– Пока не добьемся успеха – нет!

– У, черт! – воскликнул Крокер, раздирая многолетние путы.

Жена его, дама решительная, все-таки была доброй. Душевное состояние мужа было ей понятно. Она даже могла пропустить мимо ушей крепкие американские выражения, пока он привыкнет к великой идее. Так ковбой с широкими взглядами терпимо выслушивает вопли мустанга, пока его клеймит. Покорность и послушание потребуются позже. А сейчас должны улечься первые мучения. И она мягко заговорила: