Золотые Антилы

Удовлетворив основные запросы туземцев, чьи долбленые каноэ жадно толпились вокруг кораблей, испанцы стали сходить на берег. Большинство пассажиров никогда не бывали в Новом Свете, и они, естественно, дивились экзотике Золотых Антил. Любопытнее всех оказались новички-миссионеры. Им не терпелось обратить в истинную веру первых попавшихся язычников, а потому доверчивые и совершенно неопытные иезуиты, доминиканцы, францисканцы и мерсендарианцы рвались в бой за спасение душ. Поскольку молодые миссионеры не знали ни слова на языке караибов, они вряд ли могли надеяться на богатые плоды своих усилий за те два или три дня, которые флот простоял у Гваделупы, даже если бы индейцы, которые каждый год сталкивались с толпой проповедников, не уклонялись от проповедей. Впрочем, иезуитам посчастливилось наткнуться на мулата, говорящего по-испански. Это был бывший раб, который сбежал с испанского корабля несколько лет назад, решив, что образ жизни на Антилах ему больше по нраву. Он взял себе жену-караибку, завел семью и совершенно забыл прежнюю религию. И вот его окружили ретивые миссионеры, чрезвычайно озабоченные спасением его души и твердо решившие помочь ему обрести веру. Один отряд иезуитов теснил несчастного мулата и осыпал его упреками, в то время как другие стояли на страже, чтобы не дать соперникам отбить у них добычу. Томас Гейдж от нечего делать присоединился к собратьям по вере, и ему позволили участвовать в увещеваниях, но из описания этого эпизода ясно, что его симпатии были на стороне беглого раба. Однако иезуиты не успокоились, пока не добились от бедняги обещания вернуться на корабль, захватив с собой жену и детей. Выступая то хором, то поочередно, они выжали из мулата согласие, после чего с торжеством бросились к адмиралу, требуя у него лодку, чтобы доставить бедного грешника и его языческую родню на борт.

Подобный энтузиазм действовал заразительно, и несколько доминиканцев с «Сан-Антонио» так увлеклись первым успехом вербовки новообращенных, что заспорили, не остаться ли им на Гваделупе, дабы обратить в истинную веру все население острова. Они еще восхваляли кротость и видимую податливость караибов, когда на берегу вдруг поднялась суматоха. По-видимому, мулат нисколько не желал возвращаться к христианству и в прежнее рабское состояние, так что, едва иезуиты оставили его в покое, он собрал своих друзей-индейцев и вместе с ними устроил на берегу засаду. Когда проповедники вернулись за якобы обращенным грешником, их встретили ливнем стрел и прогнали обратно. Никто не ожидал нападения, в особенности те невезучие испанцы, которые никого не трогали и спокойно стирали одежду на берегу. Поднялся страшный шум. Люди побросали белье и бросились к шлюпкам. Одни падали, споткнувшись, другие так набивались в хрупкие суденышки, что топили их своим весом. Несколько человек тщетно попытались вплавь добраться до кораблей. Полдюжины были убиты на месте разъяренными караибами, и по меньшей мере тринадцать человек получили ранения, некоторые весьма серьезные, пока невидимых врагов не заставили отступить залпом тяжелых корабельных орудий. После этого случая адмирал запретил стирку на берегу, а последние бочонки наполняли водой под охраной целого отряда солдат. Так закончился первый опыт миссионерской деятельности Томаса Гейджа в Вест-Индии, и ему оставалось только радоваться, что караибские лучники целились главным образом в черные одеяния иезуитов.

Гейдж и его доминиканские братья, присмирев, терпеливо сносили насмешки спутников, безжалостно дразнивших монахов провалом гваделупской миссии. Томас Гейдж не слишком расстраивался по этому поводу, потому что у него на уме было не только спасение душ американских аборигенов: у Гейджа уже начал пробуждаться вкус к деликатесам Нового Света. Моряки «Сан-Антонио» купили у туземцев несколько связок бананов и повесили их дозревать. Эти плоды встретили полное одобрение Гейджа. «Их, — записывал он, — не срывают с дерева спелыми, но собирают зелеными и вешают на несколько дней, пока они доспеют, пожелтеют и станут мягкими и сладкими, точно мед». Бананами радостные открытия не ограничились. Гейдж оказался сластеной и ему пришелся по вкусу сахарный тростник, как и мясо гигантских черепах, «иногда до двух ярдов поперек», которые в изобилии водились в голубых водах знаменитого моря. По словам Гейджа, их вяленое мясо так же вкусно, как телятина.