Золотые яблоки Гесперид

Да, вот какая это была история. И произошла она в феврале. Я даже скажу более точно – это произошло первого февраля. Я запомнил этот день совершенно точно, потому что (но я расскажу об этом позднее) именно в этот день мои родители получили из своего министерства подтверждение, что их направляют на работу за границу. Как сейчас помню, холод был лютый, и я пронесся из школы домой как стрела, потому что бежал в тапочках и чуть не обморозил себе все на свете.

Да, эта история произошла именно первого февраля. Но прежде чем решить, рассказывать ее или нет, я хотел бы спросить: как понять, способен человек на подлость, на низкий поступок или нет? Или даже не так. Вот живет человек, и до поры до времени он такой же, как и все, – ходит себе в школу, занимается в разных кружках и говорит всякие правильные слова о дружбе и о всем прочем, а потом настает день, и он совершает какую-нибудь пакость. Но даже и не это самое потрясающее. Самое потрясающее то, что вот ты эту пакость сделал – скажем, проголосовал за исключение своего лучшего друга из комсомола. Да, на вопрос: «Кто за исключение?» – поднял вместе со всеми руку, а потом сам себе не веришь. Вот не веришь и все. Будто это был не ты, не твоя рука, и ты тут вовсе ни при чем. Такое вам знакомо?

Никогда бы в это не поверил, клянусь. Но это было. Именно так. Я сам и был таким человеком, и все было, как я говорю. Но вы можете убить меня или разрезать на куски – я не объясню вам, как же это было и как произошло.

Может быть, тут виноват массовый гипноз или еще что?

Нет, не могу понять, и, думаю, никто не поймет, в чем тут дело. И раз так, нет даже смысла рассказывать и распространяться про все остальное – про конкурс и про сочинение. Скажу только, что все дело упиралось в поездку за границу. В самом начале этого конкурса было объявлено, что команды, занявшие на этом конкурсе три первых места, поедут за границу. В порядке, так сказать, культурного обмена. Мы – туда, а они, очевидно, сюда. Не знаю, чья это была идея, но идея, надо сказать, отличная. Немцы приглашали к себе в Дрезден, а поляки – в Краков, а одно приглашение пришло даже из музея в Брюгге. Нет, правда, отличная идея. Неудивительно, что мы завелись, – кто бы не завелся. Я думаю, что и остальные группы завелись не меньше. Я даже не предполагал, что в Ленинграде столько детских групп – при музеях, не только в Эрмитаже, – огромное количество ребят. Тем более тема конкурса была – «Ты и твой город». Название вроде бы простое, но сам конкурс был здорово сложным, потому что организаторы хотели, чтобы уж если кто куда поедет, мог бы рассказать о нашем городе все. Не ударил бы в грязь лицом нигде. В общем, конкурс был что надо, – из десяти пунктов. И до последнего тура – до сочинения – мы твердо шли третьими, и оставалось только гадать, куда именно мы поедем, в какую страну. В общем, даже трудно было сказать, что мы третьи, – у нас было очко в очко с теми мозговитыми ребятами из кружка любителей искусств при Академии художеств и командой трехсотой специализированной школы. А остальные остались далеко позади, и нам оставалось только получить хотя бы один балл из десяти возможных – и минимум третье место было бы наше. А что такое один балл? Это можно было просто ничего не писать. Сочинение называлось – «Я счастлив, что я ленинградец». Хотя нет, не так – «Я горд тем, что я ленинградец». Именно так – не счастлив, а горд. Сочинение – нечего делать. Тем более, что писать его поручили Косте. Он это умел. Вы бы почитали его сочинения в Эрмитаже – закачаешься. Нет, правда. Отличные сочинения, у нас двух мнений не было, кому это дело поручить. Я горд тем, что я ленинградец. Да любой бы написал.

Правда, потом уже вспомнили, что Костя не хотел за это браться. Только на это сначала никто не обратил внимания. Мало ли что не хочет. Костя говорил – и я это тоже вспомнил, но много позже, – что эта тема ему не нравится. Вернее, такой ее поворот. Но его, понятно, никто не слушал. Такой поворот или другой поворот. Я ему тогда так и сказал – напишешь, мол. Ты ведь горд тем, что ты ленинградец, – говорю. А он – и вовсе, говорит, не горд. Чем, говорит, тут гордиться. А ты, говорит, ты горд?

– Горд, – говорю. – Я горд.

– Ну так, может, ты и напишешь? А то я чего-то тут не пойму постановки вопроса.

– Вот и разберись, – говорю. – Разберись в этом вопросе. В этом ужасно сложном вопросе.

– Никак, – говорит, – не разберусь. Это ведь вовсе не простой вопрос. Не хотелось бы писать. Я, – говорит, – однажды на эту тему думал…

– Вот, – говорю, – и подумай еще. Додумай до конца. Развей свои мысли в письменной, так сказать, форме. И вообще – хватит, – говорю, – тебе ломаться. Напишешь.

Вот он и написал.