Это был долгий, жаркий марш вверх по тропе. Мы находились в непрерывном потоке ортеанцев в одежде всех профессий и провинций. Мы с Халтерном однажды ненадолго остановились и увидели простирающийся у наших ног остров в форме наконечника стрелы. С моря подул свежий ветер, и он был нам кстати в такую жару.
Мы прошли через верхние ворота в сад. Вымощенные дорожки вели в саму цитадель, о законченной форме которой, скрывавшейся деревьями лапуур с похожими на пружины листьями, можно было лишь догадываться. Все это было вытянутым и сильно разросшимся комплексом зданий или, может быть, одним-единственным зданием; при ортеанской архитектуре этого никогда нельзя определить с полной уверенностью. Кругом — обработанная и окрашенная горная порода, круглые башни и отталкивающие стены без окон.
Внутри было прохладно. Высокие потолки отражали звуки наших шагов, на расположенных кругом галереях слышался шепот бесчисленных, сдержанно ведущихся разговоров. Мы попали в зал, к длинной, внезапно поворачивающей за углы веренице ступеней, а затем вдруг оказались в длинном помещении с полом, выложенным изразцовыми плитками.
— Сюда, — спокойно сказал Халтерн, — сюда, вдоль стены.
В двух местах на больших сковородах пылали угли, повышая температуру. По обе стороны Длинного Зала стояло по ряду стражников Короны. Солнечный свет проникал, белея, через щели окон, падал на гобелены и радующие глаз одеяние мужчин и женщин Орте.
Халтерн проводил меня мимо групп ортеанцев, погруженных в беседы. Некоторые пристально смотрели на меня: моя служебная одежда, состоящая из юбки и спортивной куртки, не имела ни малейшего сходства с чем-либо, что носилось на Орте. «Однако, уж слишком чужеродной я все же не кажусь», — подумала я и огляделась по сторонам. Тут были ортеанцы с цветом кожи всех оттенков: от совершенно черного и шоколадного до ярко-красного, но многие были и бледнокожими, как и я. Были также и русые волосы, и зеленые глаза, они встречались даже нередко, а мой рост был примерно средним.
Я чувствовала себя так, словно попала в помещение с полузверями, имевшими короткие гривы и шестипалые конечности. Такое ощущение возникает в определенный момент при каждом посещении какого-либо неведомого мира. Полуживотные и полулюди: подобное восприятие порождалось видом глаз без белков, нерезкостью — которая могла быть следствием падения светового пучка, но не являлась таковым, — придававшей лицам ортеанцев необычайное изящество.
— Скоро ли? — Я нервничала и была в нетерпении.
— Недолго, одну минутку, — таким был неизбежный ортеанский ответ.
В конце зала висели флаги, они были кроваво-красными и золотыми, голубыми и изумрудно-зелеными, а над всеми ними располагался зелено-золотой огненный венец Короны. Ортеанцы, подходя к дальнему концу зала, занимали стоявшие там скамьи, рассаживались и болтали друг с другом. Когда подходила очередь одного из них, он вставал и подходил к Короне.
Я молча сидела рядом с Халтерном и мысленно повторяла ударения, характерные для имирианского языка. Когда я увидела, что он, по всей видимости, также стал более озабоченным, то рискнула сделать предположение насчет причины.
— Халтерн, вы могли бы назвать себя принадлежащим к партии, голосующей за связи с Землей?
— Ну да, наверное, мог бы. — Он внимательно посмотрел на меня, потом кивнул, как если бы его впечатление подтвердилось. — Вы правы, Кристи. Я волновался. Многие из нас преодолевают все несходства этой вежливостью.
— У нас это точно так же.
— Да… да, конечно.
Я видела, как он размышлял. Как я и предполагала, он обладал способностью точно оценивать людей. Его голос мог бы повлиять на других в смысле их отношения к Земле.
— После нее ваша очередь, — сказал он. — Просто подойдите и назовите свое имя.
Говорившей теперь представительницей была широколицая ортеанская женщина с широкой лентой гильдии рабочих-металлистов. Она стояла там со скрещенными руками и говорила на языке — это, как я предположила, был римонский — которого я не понимала. Я не уловила смысла ответа, полученного от Короны, но ее голос был хриплым тенором и, насколько мне удалось расслышать с моего места, он звучал моложе, чем казалась женщина, от которой он исходил.
Т'Ан Сутаи-Телестре была небольшой женщиной лет пятидесяти. Она обладала хрупким телосложением, однако выглядела выносливой. Кожа ее была песчаного цвета. Голубые глаза и светлые ресницы придавали ей вид обветренного, постоянно бдительного человека, присущий профессиональным солдатам.
Ее ухоженная грива была чуть темнее кожи, а брови и виски едва заметно сливались друг с другом.