Мне пришлось рассказать ему всю историю моих злоключений, ничего не утаивая. Когда рассказ дошел до событий в Венедии, я ощутил, как голос мой приобрел оттенок вызова. Закончил я свое повествование возвращением в Эпониак, где был схвачен Оскро. Цезарь насмешливо проговорил:
— Измена была совершена на другой день после вашего отъезда, ты слышишь? На другой день! Оскро уже тогда предал вас, он связался с нашими людьми. Но это совсем другая история. Знаешь ли ты, какое наказание ждет предателей?
— Истязание кнутом до потери сознания, а затем обезглавливание.
— Ты можешь сказать что-либо в свое оправдание? Что тобой двигало?
— Я признаю себя виновным.
Взгляд Цезаря опустился на тебя. Не понимая важности происходящего, ты прижалась ко мне, обхватив за ногу, и локоны обвили мои колени. Внезапно орлиный взор императора натолкнулся на твои робкие, потемневшие от страха глаза.
— Тит, почему ты меня предал? Почему ты забыл о своем происхождении? Из-за неудач, которые преследовали тебя?
— В Риме мне не оставалось больше места. Я лучше других подходил для опасной миссии… Не ты ли сказал однажды: «Лучше быть первым в своей деревне, чем вторым в Риме»?
— Я.
— В Эпониаке, этой лесной деревне, я был первым. Если бы ветер поддержал нас, твои корабли были бы потоплены, а я стал бы здесь королем.
— Так это ты руководил сухопутными частями венедов?
— Я, Цезарь.
Некоторое время он не мог произнести ни слова, его пальцы сжались в кулак на подлокотниках. Он закрыл глаза… Так прошла минута, а может, больше. Снаружи раздавались крики чаек. Они кружили над римскими галерами, которые заняли место недавнего флота венедов. Золотые кони больше не теснились на привязи у пристани. На их месте скалились пасти волчиц. Странное спокойствие нашло на меня.
— Я играл и проиграл, — сказал я. — У тебя есть полное право разделаться со мной.
— Нет, твоя воинская доблесть теперь послужит мне. Я не знал, что ты настолько умен, как воин. Решай сам свою судьбу, только быстро! Принимаешь или нет? Подумай, что ты теряешь? Рим тебя отверг? Пусть. Тогда ты перешел на сторону врага. Но и враг тебя отверг. Твоя судьба напоминает судьбу венедских кораблей: ветер улегся слишком рано для тебя, Тит! Короче, предлагаю тебе сделку.
Он усмехнулся.
— Тебя удивляет мое милосердие? Не считай его слабостью.
— Ты устал казнить?
— Вся моя прежняя жизнь состояла из схваток и насилий, они ожесточили меня. Признаюсь, на этот раз я не на шутку испугался. Я почувствовал близость конца. Одно из самых неприятных ощущений, особенно когда привыкнешь к славе. Венедская знать заплатила за эти минуты. И весь народ будет увезен с этой земли и продан с аукциона.
— Продай меня вместе с ними.
— Нет. Тебе повезло родиться одним из Юлиев. Я не хочу, чтобы кое-кто из Сената распускал порочащие меня слухи. Ничто не должно пятнать репутацию нашей семьи.
— Но трибуны слышали доклад Оскро.
— Что значит для них слова варвара? Итак, решай: или ты будешь незамедлительно казнен, не успев никому рассказать о своей измене, или ты поступаешь ко мне на службу в обмен за жизнь. Мне же, надо сказать, стало легче, когда я узнал, что едва не погиб благодаря умению римского офицера, а не предводителя варваров… Ничто не может остановить моего восхождения к величию: ни предательство, ни талант некоего Бойорикса, беженца из Нарбонии… Итак, ты согласен?
И я согласился. Из-за тебя, Ливия. Я смог также спасти Котуса, но лесорубы, плененные с нами в Эпониаке, остались у римлян: их либо казнили, либо продали в рабство.
Цезарь объявил всем о моем возвращении из секретной миссии. Это прошло гладко: я будто бы оставался долгое время в плену у венедов. Никто не посмел усомниться в достоверности слов императора. Помимо всего, этот удивительный человек назначил меня трибуном.
Тебя же, моя Ливия, я доверил, ожидая лучших времен, маркитантам и их шлюхам, которые всюду следовали за армией. Они заботились о тебе с материнской нежностью. Почти сразу же мы отправились в Северную Галлию, где волновались морены и менапы. Затем я с Цезарем отбыл в Рим, ведь отныне я принадлежал к его свите. Я воспользовался случаем, чтобы устроить тебя на вилле в Кампани. Мои престарелые кузены приняли тебя, как если бы ты была моей дочерью. Как моя дочь, ты и была ими воспитана.
Глава IX