Золотые коронки

Двое суток он не отлучался из аппаратной, и с каждым часом Галина отодвигалась все дальше. Вчера фельдфебель Рейнгард сообщил гарнизонную новость: обер-лейтенанта фон Хлюзе видели в ресторане с приезжей дамой. Это доконало Павлюка. Он дал Рейнгарду денег на три бутылки…

Усилием воли Павлюк заставил себя смотреть на бланк. По показательной группе радиограммы определил сложнейшую комбинацию шифра, раскрыл книгу шифров и в четверть седьмого начал работать. Постепенно им овладело нетерпение. В этих на вид бессмысленных сочетаниях букв и цифр заключалось то, ради чего идет невидимая, но жестокая, смертельная борьба — тут была тайна противника.

Когда весь текст был переписан с черновика каллиграфическим почерком, часы показывали половину девятого. Лейтенант перечитал радиограмму, и невольное волнение охватило его. Он поднял трубку и вызвал кабинет фон Крейца. Равнодушно-сонный голос Зейцеля ответил, что оберст будет не раньше полудня. Проклятье! Опять томиться! Но уйти без приказа невозможно. Дисциплина — превыше всего!

II

Зейцель солгал Павлюку. Полковник был у себя, его душила астма. Во время первого приступа денщик бросился за штабным врачом, но полковник не позволил. Болезнь была давняя, он знал ее симптомы и лечился без посторонних глаз. У него было своеобразное понятие о воинской чести.

Вечером, почувствовав себя лучше, полковник ужинал в ресторане. А ночью приступ удушья повторился с такой силой, что набожный Зейцель в страхе молился за жизнь оберста. Он не покидал больного ни на минуту, трезво считая, что для него, Зейцеля, здоровье оберста в тысячу раз важнее всех телефонных звонков. Если господь призовет к себе душу оберста, то Зейцеля постигнет самая худшая участь — ему не увильнуть от окопов.

Под утро дыхание полковника выровнялось, и Зейцель стал отвечать по телефону, что начальник вернется к полудню. Действительно, в двенадцатом часу полковник проснулся и потребовал завтрак. Омлет, порция шпика и две стопки коньяку восстановили его силы. Он закурил сигару, сел к столу и раскрыл газету, намереваясь заняться психоанализом, но в этот момент зазвонил полевой телефон, соединявший его со всей округой. Зейцель, прибиравший кабинет, обмер от страха, что его обман разоблачится.

— Ступайте! — отослал его полковник и взял трубку. — Алло, да я. Говорите громче. Что? Убиты? Полицейский и солдат? Меня это не касается, это дело фельдкомендатуры и гестапо. Все! — он положил трубку и пробормотал: — Проклятая страна! Проклятый народ! Фюрер прав: Россия должна быть превращена в пустыню! При любом исходе… Беспощадность и неуклонность…

Этот звонок настроил полковника на другой лад, и, забыв о психоанализе, он вызвал к телефону фельдфебеля Рюдике.

— Как дела, Рюдике? Разведчик дал показания? Вы болван, Рюдике! За два дня никаких результатов, я вас разжалую! — он побагровел и прошипел в телефон: — Вы мясник, Рюдике, и ни дьявола не смыслите в психологии этих проклятых людей. Они все знают русский язык, у них во всех школах изучают русский язык. Молчать! Я сам займусь!

Потом позвонил Павлюк. Его сообщение вернуло полковнику хорошее расположение духа. А спустя несколько минут ему нанес визит обер-лейтенант фон Хлюзе.

— Хайль Гитлер! — барон небрежно выбросил руку вперед.

— Хайль! — ответил полковник, идя навстречу. — Рад вас видеть у себя, барон!

— Как здоровье, герр оберст? — любезно осведомился барон. — Я слышал, у вас был приступ астмы.

— И сильный, барон. Проклятая астма замучила.

— Вам нужно отказаться от шпика, герр оберст, ваша полнота вредит вам.

— Будь я проклят, если это сделаю, — сказал фон Крейц, придвигая гостю стул. — Шпик и коньяк — это лучшее, что еще осталось в жизни.

— Не скромничайте, герр оберст. Вчера в ресторане вы совсем не кротко поглядывали на мою даму.

Барону льстило, что его дама вызвала восхищение всех офицеров. Фон Крейц, опытный физиономист и психолог, давно уяснил характер барона. До сих пор ничего предосудительного в его поведении не замечалось. Однако стоило фон Хлюзе показаться с Галиной, как полковнику тотчас донесли об этом. И в ресторане ему было важно убедиться, что барон будет с женщиной. Фон Хлюзе — старший весьма строг на этот счет. Вот почему полковник охотно поддержал разговор о Галине.

В свою очередь барон опасался скомпрометировать себя связью с непроверенной женщиной. Можно было обратиться за справками в гестапо, но аристократическая натура барона восставала против услуг гестапо в столь щекотливом деле. Фон Крейц же был в известной зависимости от дяди, и поэтому барон поделился своим планом устроить Галину личным секретарем. Когда он назвал фамилию одесского шефа Галины, полковник обещал содействие.

— Спасибо, герр оберст, на вас можно положиться, — сказал барон и, сменив дружеский тон на деловой, заметил, подойдя к карте Восточного фронта: — Вчера русские атаковали на северо-западе. Они начинают наступление с колоссальным количеством артиллерии…

Взвинченные астмой нервы полковника не выдержали менторского тона младшего по чину и по возрасту офицера, и фон Крейц с досадой перебил обер-лейтенанта: