Золотые кресты

— И никто, никто не имеет права заподазривать по собственной, может быть, слепоте, по одной исключительно этой причине, чужую искренность. Вы говорите, что раньше я вов— се не верил, а теперь вот верю, и что неизвестно, буду ли завтра верить опять…

— Да если и будете верить по самый день безболезненной — впрочем, не знаю, такой ли — вашей кончины, это ничего не меняет… Решительно ничего.

— То есть как?

— Все равно было время, когда вы не верили, и неизвестно, когда вы были более правы и когда заблуждались — тогда или теперь. Ведь, небось, и тогда ваша уверенность в вашем неверии была непоколебима? Вы ведь человек, если не ошибаюсь, довольно решительный, экспансивный, — верить так верить, не верить так нет!

— Экспансивен я или нет, — почему-то обидевшись, точно расслышав в этом невинном замечании какое-то еще другое, колющее значение, возразил Верхушин, — это к делу совсем не относится. И, если хотите знать, я верил всегда.

— Вот как!

— Да, да, всегда. Только тогда было слишком много сомнений, мучений…

— Мучений… — недоверчиво буркнул опять старик.

— С вами невозможно говорить! — вскипел, краснея, Верхушин. — Слишком много мучений. Именно так. Я повторяю это. И если я отрицал тогда Бога, то жажда веры была всегда. Одно то, что я верил, со всею наивностью, в какой-то сокрытый смысл якобы непреложных законов истории, разве это не говорит о бесконечной потребности веры?

«Да, в этом он прав, — подумал Глеб, несмотря на всю свою неприязнь к Верхушину. — Об этом он говорит почти моими словами».

Верхушин был тоже из бывших марксистов.

— Да, и я говорю то же самое, — вы склонны хоть во что-нибудь, да непременно уж верить, в Бога ли, в дьявола, в какую-нибудь слепую там силу, — разве так это, в сущности, важно? Не так ли? А мне вот именно важно, в кого. Я, может быть, сам, черт вас возьми, верю в дьявола — и имею на то основания!

Верхушин не удержался от улыбки и что-то хотел возразить.

— Нет уж, позвольте! — встал и старик. — Позвольте! Имею на то основанияИ вот мне-то не все равно — был ли Христос? Воскрес ли Христос? Бог ли Христос? Это не шутки ведь! Тут не улыбки! Если был, если воскрес, если Он — Бог, то ведь как же так… — старик даже скрипнул зубами, даже стукнул в стол кулаком и нервно спину расправил. — Как же тогда, говорю я…

— Да, Он воскрес, да, Он Бог, — неожиданно экспансивно, волнуясь, сказал Николай Платонович.

Старик вдруг примолк на минуту, воцарилась в комнате пауза. Как хищная птица, с кривой усмешкой у рта обводил он всех злыми глазами.

— Ну, вот, — начал он вдруг раздельно и медленно, — есть свидетельствующие среди нас о Его воскресении. И вы тоже, конечно, — взглянул он на Верхушина. — И еще вы, молчащий. Вы, впрочем, молчите что-то слишком умно, и у вас такой взгляд… — неожиданно кинул он в сторону Глеба.

— Может быть, кто и еще?

Неловко молчали все гости. Надежда Сергеевна с огоньком интереса в глазах следила за тем, что будет дальше.

— Вот вы свидетельствуете о Нем, а мне на свидетельство ваше просто-таки наплевать, — громко и отчетливо почти выкрикнул он. — Я, может быть, выпивши и в другой раз резко так не сказал бы, но я не кощунствую, нет, погодите, я не на Него плюю, а на ва… на ваше свидетельство о Нем. И вот по каким основаниям.

Он залпом выпил еще целый стакан вина.