Золотые миры

Тело Ирины разрушалось, но талант ее отнюдь не ослабевал и не тускнел, наоборот, стал крепче и устойчивее. Об этом сказала вторая книга ее стихов. «Окна на север» — ее литературный «последыш». Эта книга вышла в Париже в 1939 г. в цикле «Русские поэты». В том же издании появилась антология русской зарубежной поэзии — «Якорь», где были помещены и стихи Ирины, что уже было настоящим официальным признанием ее как поэта.

«Окна на север» в отношении стихов сильнее ее первой книги. К сожалению, она вышла в конце 1939 г., уже во время войны, когда все русские издания и вообще русская эмигрантская пресса были разгромлены немецкими оккупантами и, таким образом, ни в одном издании не могла появиться рецензия на эту книжку, которая на читателей произвела очень большое впечатление. Действительно, «Окна на север» — жуткая книга. Всякий, кто ее прочтет, скажет, что она — последняя, предсмертная. Вся она насыщена близостью конца и является как бы «прощаньем с жизнью молодой».

Я Богу не молюсь и в церковь не хожу.
России не люблю, не плачу об утрате.
Нет у меня друзей… И горько я слежу,
Как умирает день на медленном закате.

Как умирает жизнь, — спокойно, не спеша

Как каждый день ведет навстречу смерти белой.
Умрут мои стихи. Умрет моя душа.
Зароют глубоко истерзанное тело.

Конец? — так что ж? Ведь мне себя не жаль,

Последней тайный стон последней тайной грусти:
О чем моя тоска? О ком моя печаль?
Зачем моя любовь и боль ночных предчувствий?

От неподвижных дней, от равнодушных встреч —

Одна лишь пустота, усталость и досада.
Мне нечего жалеть, и нечего беречь,
И некуда идти, и ничего не надо.

9. XII.1938

Иногда все же ожидание конца принимает у нее мягкие, примирительные формы:

Проходят дни — во сне, как наяву.
И с каждым днем, устало стынет сердце.
Ласкает солнце влажную траву.
А я все равнодушнее живу
И все спокойней говорю о смерти.

Шумит в лесу весенняя листва

Над золотом неяркого заката.
Слетают с губ усталые слова.
Мне холодно. И руки без перчаток
По-зимнему я прячу в рукава.

Сгорают медленные дни.

И вдруг
Приходит неожиданная старость…

— За дни любви, за немощный недуг,

За очертания любимых рук,
За все слова… Еще за слово: «друг».
За все, что у меня еще осталось…

Я всё люблю: лесную тишину,

И городов широкое движенье.
И, пережив последнюю весну,
Я в жизни ничего не прокляну,
Но и отдам ее без сожаленья.

Несмотря на все свои жалобы и неудачи, Ирина вообще очень любила жизнь и «до боли огненной» — землю. И в одном из своих последних стихотворений, которое трудно читать без волнения, болезненно звучит щемящая мольба о жизни.

Еще лет пять я вырву у судьбы.
С безумием, с отчаянием и болью.
Сильнее зова ангельской трубы —
Неумирающее своеволье.

Еще лет пять, усталых, грустных лет,

Все, что прошу, что требую у Бога,
Чтоб видеть солнечный, веселый свет,
Еще смотреть, еще дышать немного.

Чтобы успеть кому-то досказать

О жизни торопливыми словами…
Чтоб все, что накопила, растерять
Под не прощающими небесами.

Еще лет пять хотя бы…

А потом —
Тяжелый воздух городской больницы,
Где будет сердце стынуть с каждым днем,
Пока совсем не перестанет биться.

17. XII.1939

Целым ряд трогательных стихов сборника, полных сбывшихся прогнозов, обращен к ее мужу.