Золотые нити

Вдруг повеяло холодом и жутью, как из бездны. В тот же момент всплыли звуки рыцарских рогов, лязг оружия, непонятные идолы в облаках курений, золотое полупрозрачное покрывало, тяжелые складки вишневого бархата, красивый молодой рыцарь, его шепот… Что же это, вот так и сходят с ума?…

Она почти ответила на этот вопрос утвердительно, как в дверном проеме появился мужчина с чашкой кофе в руке. Он посмотрел на нее и улыбнулся.

– О, прошу прощения, не думал, что вы уже встали. Собрался будить. Нам нужно ехать. Завтрак готов.

Он сначала с недоумением, а потом со все возрастающим беспокойством смотрел на девушку: только отменно тренированная реакция помогла ему в один миг поставить чашку на стол и сделать необходимое количество шагов, чтобы не дать ей упасть.

Подхваченная в последний момент сильной рукой, она испуганно вскрикнула – и обморок не состоялся. Глаза ее широко открылись, неожиданно наполнились слезами, неудержимо побежавшими по розовым после сна щекам, сквозь всхлипывания он едва смог разобрать ее причитания.

– Что же это? Что же это такое?.. Почему ? Почему это не сон? Почему это все мне не приснилось? Альберт Михайлович, и эта женщина, они умерли, умерли… Это из-за меня они умерли… Я не знаю, за что, не знаю, почему, но я это чувствую… Я это чувствую – они умерли из-за меня. Но почему? Я ничего не сделала, у меня всегда была обычная жизнь, – детство, школа, учеба, работа… Почему все это происходит? – простонала она, захлебываясь от слез, и вся дрожа.

– Ведь вы, наверное, мне не верите? Вы же не верите? Я бы сама не поверила. Но я говорю правду: я ничего не знаю, я ничего не сделала, я ничего не видела… я понятия не имею, откуда взялся весь этот кошмар!..

Это даже сначала казалось забавным, ну как игра, понимаете? Это было несерьезно, и глупо… Но теперь я боюсь… Я просто боюсь. Я боюсь заходить утром в пустой вестибюль библиотеки. Вы знаете, там темно… Я никогда, никогда не боялась темноты, я вообще ничего не боялась. – Она посмотрела своими нестерпимо пронзительными заплаканными глазами и прошептала, – Я очень, очень боюсь… Мне страшно идти по улице, днем – вы представляете? – все зловещее: и небо, и солнце, и даже тени деревьев… Я боюсь в своей собственной квартире – мне хочется заглядывать под кровати, в шкафы, ванную… и даже после этого мне все равно страшно. Мне страшно смотреть на темные окна. Мне страшно думать… – Она снова заплакала.

Сиур сел на диван и помог сесть ей, он терпеливо выслушивал ее торопливый, прерывающийся шепот, не перебивая и не пытаясь успокаивать. Он знал, что это, накопившееся, должно вылиться, что бесполезно и не нужно останавливать этот поток слез, страха и слов. Пусть он иссякнет, тогда придет опустошение… а потом вернется способность жить и чувствовать, слушать, думать, рассуждать. Но это потом.

– Господи, почему это все мне не снится? Вы знаете, по ночам я как будто живу какой-то другой, странной жизнью… Как будто сон и не сон… Все как наяву – все … по-настоящему, понимаете? – Тина подняла голову и вопросительно посмотрела ему в глаза. – Вы же не думаете, что я сумасшедшая? – Она обхватила голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону. – Что произошло? Я не могу разобраться… Я… просто больше не могу! Вы мне поможете? Стыдно признаться, но… я боюсь, что меня… что я…

Сиур внимательно посмотрел на девушку. Она поняла его взгляд по-своему, торопливо возразила:

– Нет! Я действительно все рассказала вам. Собственно, мне и рассказывать-то нечего. Я ничего больше не могу добавить, я… не могу найти этому никакого разумного объяснения. Но я боюсь. Я чувствую, что … я говорю ерунду.

Больше никогда с того момента, как Альберт Михайлович не открыл мне, я не чувствовала ни покоя, ни безопасности. Это ужасно, ощущать себя в западне. Куда бежать? От кого? – Тина несколько успокоилась и перестала плакать. – Вы действительно мне поможете?

– Конечно. Я постараюсь узнать что-нибудь. И со мной вам нечего бояться.

Он снова улыбнулся, хотя на самом деле у него неприятно похолодело в груди: он тоже чувствовал опасность – она витала в воздухе, неведомая, непонятная, невесть откуда взявшаяся, – наполняя окружающее пространство, распространяясь в нем подобно отраве…

– Не беспокойтесь! – он старался, чтобы это прозвучало как можно беззаботнее. – Нам пора возвращаться в город. Нужно поесть. Пойдемте.

За едой они мало разговаривали. Тина ела без аппетита, скорее машинально. Она жевала ветчину, запивала сладким горячим кофе и все время размышляла. Кофе был отличный.

– Очень вкусно. Спасибо.

– Рад, что вам понравилось. Я люблю готовить.

– А я нет.

– Обычно женщины в этом не признаются.

Тина с таким недоумением на него посмотрела, что он засмеялся. Она определенно была необычной. Удивительно естественной, – настолько, что он даже забыл, как это может выглядеть. Оказывается, это очень привлекательно, очень.