Золотые нити сердца

И все втроем продолжали наблюдать за их, казалось бы, беспорядочными действиями, пока Ариэль не озарила догадка — они же открывают и закрывают невидимые двери! И действительно, как только открывалась дверь, Толстяк или Брюнет, на мгновение высовывались туда, "теряя" из поля видимости руку или ногу, потом ныряли обратно, закрывали уже исследованную дверь, и открывали новую. Иногда они исчезали целиком и долго не появлялись. Наверное, в этом случае дверь оказывалась нужной, и они уходили по делам. Как все оказалось просто! Здесь тоже были своего рода воронки, только трудноопределимые и с механизмом работы дверей!

Мэрилин стало стыдно. Как точно все рассчитал Зерван! Позволил ее страху создать себе скорлупу из уютного знакомого мирка, эдакую копию благополучной жизни, и даже стеречь не понадобилось! Она и выйти ни разу не попробовала! Если бы не привычка Сильвио обращать внимание на очевидные вещи, да не догадливость Ариэль, так бы и просидели здесь до скончания мира! Но секрет был открыт, и они могли двигаться дальше.

Всех охватило приподнятое настроение, Мэрилин не чувствовала такой радости наверное с того момента, как они с Альтаром покинули обвалившийся за их спинами замок. Сильвио был счастлив видеть улыбку Мэрилин, а Ариэль предвкушала новое приключение!

Друзья решили еще немного понаблюдать за Толстяком и Брюнетом, чтобы запомнить хоть приблизительно узор расположения дверей, да и понять, как часто они здесь бывают. А потом останется только улучить время и воспользоваться своим открытием. Это будет настоящий сюрприз Зервану!

ГЛАВА 42

В отличие от повеселевших пленников Вневременья Ягла, Марк и Тэнг не могли похвастаться хорошим настроением. Каждый шаг пути давался с трудом, любая искорка надежды казалась наведенной галлюцинацией. Пещера больше не радовала путников разнообразием — все те же мрачные скользские стены, сырость, лабиринты туннелей. Правда, откуда-то сверху игнорируя все ожидания здравого смысла так и продолжал пробиваться хоть и тусклый, но настоящий солнечный свет.

Разделенные неудачами, путешественники отгородились друг от друга, и сразу приобрели в свое пользование каждый по несчастливому герметичному миру. Ягле нестерпимо хотелось вернуться обратно, к тому входу в пещеру, и никогда в нее не входить. Ну неужели нельзя было тогда повернуть домой, и просто заботиться о Юме, пусть даже под надзором Враски? Марк рвался только вперед — побыстрее завершить, доделать, что требовалось, и отправиться искать Миа. В какую сторону бежать, и что делать — не важно, лишь бы не стоять на месте. Тэнгу хватало терпения подумать и даже сделать выводы, но ему было все равно. Он потерял то, что уже никогда не найдет — веру и любовь, и теперь не имело никакого значения, где он проведет остаток своих лет — в правом или левом крыле этой необъятной пещеры.

Тут бы Зервану и явиться во всей своей красе и растащить троих в разные углы Вневременья. И работа бы нашлась каждому — а хоть и траву с небом раскрасить! Но великому и всемогущему кандидату во властелины мира было не до этого. Расстроенный и обескураженный Зерван терял свой стратегический гений. Злость закипала и шипела в нем, как плохое масло; его внешний облик менялся, то переходя все мыслимые границы, то сжимаясь до размеров червяка. Наконец Зерван остановился на какой-то отвратительного вида рептилии с маленькими тупыми глазками и лязгающей пастью. В таком виде он плюхнулся в сразу же подросшее кожаное кресло и глубоко задумался.

Все, кто могли ему помочь, либо сбежали — ну и пусть, он усмехнулся, подумав об Ир-Даре, его побег был ценнее, чем сотни донесений, либо захвачены им в плен, и теперь бесполезны… Одна недостижимая Враска гуляет где-то на грани, обманщица, но ловка же! Откуда ей было известно, но знала она, что Зерван в ее дикий мир ни ногой, вот и творила, что хотела! Но и ей недолго осталось… не хотелось ему посылать туда Толстяка и Брюнета, мелочные неуклюжие людишки, все сделают наперекосяк, но пусть, пусть учатся работать… И как он сам вообще попал сюда? Зерван не помнил. И это было самое неприятное во всей истории.

Он очнулся в этих промозглых пещерах с совершенно чистой памятью и множеством неприменимых здесь знаний. К концу второго дня интуитивно нашел выход во Вневременье и больше уже не возвращался в пещеры, зачем? Он помнил, что пустота — это единственная ценность, потому что ее еще можно наполнить, в том числе и собой. И Зерван с усердием принялся за дело. Вскоре к нему пришли светящиеся люди и предупредили, он не послушался, и его предупредили еще раз. Он только больше разозился — они говорили с ним так, будто знали, кто он, и потешались над его забывчивостью! Мог многое, а вспомнить о себе не смог! Тогда его ограничили и посадили в эту пустую клетку, — мол эксперементируй, но отдельно от нас. И это презрение было самым оскорбительным!