Подоткнув под себя полы шинели, Острогор сидел, сложив под себя ноги на казахский манер, в центре людской гущи, кишащей на плацу. Вокруг активно трудились едоки, направляя ложки по одному и тому же маршруту: банка – рот, рот – банка. Война войной – обед по распорядку.
Перечень фамилий, разбавляемый затёртыми объявлениями диктора, призывавший художников, чертёжников и знатоков иностранных языков подходить к командному пункту, шёл мимо ушей, как барабанившие капли надолго зарядившего дождя. Казалось, не было ему конца и края. Первый день он напряжённо вслушивался, как пассажир отложенного рейса внимает каждому щелчку включающегося микрофона диктора, что вот-вот назовут его фамилию, но время шло, о нём словно забыли, и он стал подумывать, а не затерялись ли его данные? Ведь в этой заварухе такому и случиться-то не мудрено! Людей – прорва, бумаг – ворохи, авось куда-то завалилась?
Тяжелые вериги раздумий складировались тяжестью в голове и мутили настроение. Один на чужбине (хоть и среди тысячной рати соплеменников), забытый и ненужный. Потускневшим взглядом он посмотрел на окружавшие жующие физиономии. Кто-то уже покуривал, жадно вдыхая дым. Он не курил. Хотя начинал, но бросил. Пока ещё Сергей не знал, что вскоре он опять пристрастится к сигарете.
С куревом оно как-то полегче служится. Это раз. Во-вторых, выдаваемый взамен табака сахар в одиночку есть – не по товарищески, в-третьих, некурящих всегда заставляли что-то делать во время перекуров. Пока остальные накачивают лёгкие дымом, тебя куда-то обязательно припашут.
Солдат всегда должен быть чем-то занят!
Ложка отделила от утрамбованной массы солидный кусок каши и под дикторский аккомпанемент исчезла за сомкнувшимися челюстями. Вдруг кусок едва не застрял в горле. Сергей поперхнулся, услышав свою фамилию. Наконец-то!
Его подбросило с бетона. Недобитая консерва вместе с облизанной ложкой упрятались в вещмешок, а ноги сами понесли к командному пункту.
Сухопарый майор с острым лицом и эмблемами инженерных войск отобрал себе десятерых. В этой дюжине был и Острогор. Его военный билет привлёк особое внимание офицера. Разглядывая фотографию и сличая её с физиономией оригинала, майор едва заметно растянул тонкие губы в скрытой улыбке. С крошечного глянца размером 3 на 4 см глазела лысая басмачья рожа.
Сергей представлял собой генетическое ассорти. Этакий славянско-азиатский гибрид. Отцовский клан был из сибирских казаков, а материнский – из украинско-алтайского коктейля. Дед, чьи предки ушли за Урал из Малороссии, взял в жёны дочь шамана, открыв новую линию потомков с перемешанными генами разных этносов. В результате процесса продолжения рода появился отпрыск с русыми волосами, карими глазами и монгольскими скулами. В общем – типичный русский.
Майор ещё раз просмотрел все фотографии в документах и вернулся к снимку с остриженным наголо черепом.
– Острогор.
– Я!
– В армию торопился? Или, наоборот – силком притащили?
– Почему? – не понял намёка Сергей.
– Почему на фото «под Котовского»? Не военный билет, а какая-то справка об освобождении.
– Я без галстука сфотографировался.
– А это что за петля на шее? – осведомился майор.
– Это мне потом повесили. В военкомате объявили, что все фото без галстуков недействительны.
– Что за чушь!
– Военкому видней, – продолжал Сергей, вспоминая как его усаживали на табурет у растянутой простыни с накинутым на воротник олимпийки арканом из зелёного засаленного шёлка. – Таким как я сделали фото на месте. Как полагается. С галстуком. И по прейскуранту по три рубля с носа.
– Бюро добрых услуг, – подытожил офицер.
Положив документы в коричневый портфель из кожзаменителя, он обвёл строй взглядом.
– Я – майор Будин, – представился он. – Сейчас мы пройдём к машине и – направимся в расположение нашей части, где вы пройдёте проверку на предмет определения ваших качеств как военных радистов. Не скрою, мне нужны хорошие специалисты. Ваши документы, выданные в ДОСААФ, всего лишь бумажка. Доказывать свою профпригодность будете лично мне!
Так Острогор оказался в Вюнсдорфе в «энской» полевой части под аббревиатурой ПУНР ГСВГ – Пункт Управления Начальника Разведки Группы Советских войск в Германии, где и начал свою службу радиста.
Познав судьбинушку «пуха», пройдя стадии «гуся» и «черпака», он подошёл к логическому завершению цикла, вступив в фазу «дедушки». И на тебе! На старости лет угодил на губу. М-даа… И на старуху бывает проруха!
Ход мыслей нарушил грохот откидывающейся дверцы. Сергей сунул в люк миску с недоеденным куском серого хлеба, ложку и кружку. Ужин закончился. Конвоир и раздатчик пищи зашагали дальше по гулкому коридору, обходя остальные камеры. Когда их шаги стихли, по камням тюрьмы пополз монотонный, убаюкивающий речитатив.
Сергей усмехнулся. Надо же! И здесь, как в казармах, всё на тех же рельсах. Какой-то «пух» декламировал по старческой заявке сакраментальную вечернюю отходную. Рифмованная лепнина, такая ненавистная ему когда-то, а теперь ласкающая слух, клеилась к сводчатым потолкам коридора, ненадолго повисая на них призрачными фестонами: