Золотые росы

Один раз Ленька прибежал домой, раскрасневшись, и прямо с порога закричал:

- Бабушка, мама, мы с Танькой сейчас на ферму ходили, и знаешь какого я там теленочка видел?! Нет, не теленочка, а коровку… Ну, и не коровку, а… в общем, как Устенька…

Все рассмеялись, а тетка Поля еще плотнее сжала губы. Я уже давно заметила, что она всегда почему-то недовольна, когда вспоминают про Устеньку.

Вера Петровна заходит почти каждый вечер, и они с мамой о чем-то шепчутся. Однажды она принесла какую-то тоненькую потрепанную книжонку.

- Вот, достала! - сказала она радостно.

Они с мамой ушли за перегородку, листали книжку и что-то горячо обсуждали. Меня отправили спать, и я так и не узнала, в чем дело. Выяснилось все неожиданно. Однажды я увидела возле правления объявление, что Восьмого марта в колхозе состоится вечер и будет показана пьеса «Хозяйка». Мама весь день хлопотала, собирая какие-то горшки, миски. Потом в правление зачем-то потащили Лилину люльку.

Я помчалась к Зинке, и мы явились на вечер задолго до начала. Клуба в колхозе не было, поэтому в правлении устроили зрительный зал. Часть комнаты отгородили занавесом, сшитым из простыней, а в другой половине расставили лавки и табуретки. Перед занавесом стоял стол, покрытый красной скатертью, а на нем графин с водой. Что было за занавесом, мы пока что не знали. Туда никого из посторонних не пускали.

Сначала наша учительница Серафима Ивановна прочитала доклад о Международном женском дне Восьмого марта, а потом папа говорил про колхоз, благодарил женщин за хорошую работу. Людей набилось битком. Счастливчики сидели на лавках, а кто пришел попозже, стояли вдоль стен.

Ребята облепили все окна. Когда кончился доклад и стол убрали, мы с Зинкой пролезли вперед и уселись прямо на полу перед занавесом. И сейчас же к нам, как горох, посыпалась вся детвора.

- Только не шуметь! - сказала Серафима Ивановна. - А то я вас всех домой отправлю.

Мы замерли, зная, что у нашей учительницы слова с делом не расходятся.

Наконец занавес открылся! На сцене была обыкновенная комната с печью, столом и такой знакомой Лилиной люлькой. За столом сидел мужчина.

- Смотри, - прошептала Зинка, - это же Коля!…

И в самом деле это был наш веселый гармонист. Мы его сразу узнали, хотя у него были приклеены черные усы. Он сердился, что у него много работы, а жена сидит себе дома, и делать ей нечего. Жену играла Вера Петровна. Она скрутила узлом свои косы, надела полушубок и заявила, что поедет вместо мужа в лес за дровами, а он пусть хозяйничает дома. «Сваришь обед, накормишь скотину, в доме уберешь и за ребенком присмотришь, - сказала она. - А если что неясно будет, у бабки спроси».

Бабка, повязанная платком, сидела на печке, старенькая-престаренькая. Мы ее даже сразу и не заметили. Жена ушла, а муж взялся хозяйничать. Тут-то все и началось! Он метался по сцене, не зная, за что взяться. «Первым делом печь затопи», - скрипела бабка. Но дрова, как назло, не разгорались. Пришлось полить их керосином. Деревянной качалкой он катал на столе белье и одновременно помешивал в печке. Потом вдруг замычал в сенях теленок, раскричался в люльке малыш. Хозяин сломя голову бегал между люлькой и сенями. «Тпрути, тпрути», - запутавшись окончательно, успокаивал он ребенка и тут же принимался напевать теленку: «Бай-бай!» Публика заходилась от смеха. А у старой бабки невозможно было ничего допытаться. Она то и дело приставляла к уху ладонь и спрашивала: «Ась?» Всем было ясно, что она ничего не слышит.

- Интересно, кто эту бабку играет? - сказала я.

- Наверно, старушка какая-нибудь, - прошептала Зинка. - Только я всех бабок в деревне знаю, а такой не видела…

Когда хозяйка вернулась из леса, дома был сплошной ералаш. Мычал теленок, надрывался ребенок. Щи в печке пахли керосином, а каша - дегтем. Свекла для коровы стояла нетронутая, зато в другом корыте было посечено намоченное в стирку белье. Усы у хозяина обвисли, и вид у него был далеко не геройский. Зато хозяйка пришла веселая и объявила, что выполнила за него полторы нормы…

Придя домой, я начала рассказывать спектакль бабушке. Я прыгала по кухне, изображая то хозяина, то хозяйку, то глухую бабку. Бабушка смеялась до слез.

- Ох ты, артистка моя, - сказала она ласково, - так все мне представила, будто я спектакль посмотрела…

На другой день пришла тетка Поля, и пришлось ей рассказывать все сначала. Потом однажды появился дед Сашка и, кашлянув в кулак, сказал:

- Говорят, тут у вас артистка появилась, представление дает, охота и мне посмотреть…

Я с удовольствием расставила в комнате стулья и сделала «сцену». Зрителей усадила на длинную лавку - и представление началось.

Я разрывалась, играя за троих, и, если публике было что-нибудь непонятно, то останавливалась и давала пояснения.

Пришла Зинка. Я обрадовалась.

- Давай вместе играть, - предложила я. - Ты кого хочешь: хозяина или хозяйку?

- Хозяина, - помявшись, сказала Зинка.