Я переоделся, уложил сумку, выпил немного виски и поднял трубку заливающегося телефона. Было где-то около половины одиннадцатого.
— Значит, ты не уехал, — раздался голос Кэтрин Хорн. — Я надеялась, что еще застану тебя.
— Ты одна? — спросил я все еще хриплым голосом.
— Да, но недавно. Несколько часов в доме было полно полиции. Учитывая, что произошло, они были даже очень милы. Считают, что это какие-то старые счеты.
— А телефон теперь, наверное, прослушивается, — буркнул я. — Куда, собственно говоря, я должен был ехать?
— Ну... ты же знаешь. Мне сказала об этом та, твоя девушка.
— Невысокая брюнетка? Очень хладнокровная? Говорила, что ее зовут Кэрол Донован?
— У нее была твоя визитка. Постой, разве это была не...
— У меня нет никакой девушки, — ответил я мрачно. — Могу спорить, что в разговоре, не подумав, ты упомянула одно название — название города на севере страны. Да?
— Да-а-а... — неуверенно подтвердила Кэт.
Мне удалось попасть на ночной авиарейс.
Путешествие могло быть вполне приятным, если бы у меня все время не болела голова и не терзали мечты о воде со льдом.
VI
Гостиница «Сноквольми» расположена на Кэпитэл-вэй в Олимпии. Перед ее окнами парк, занимающий целый квартал. Я прошел через кафе и добрался до места, где залив Пьюджета глубже всего вдается в сушу и заканчивается чередой опустевших пристаней. Все кругом было занято штабелями старательно уложенных бревен; какие-то старики сонно шатались среди штабелей или покуривали трубочки, сидя на ящиках под вывесками: «Дрова и щепки на растопку. Доставка бесплатно».
За ними была низкая береговая скала, огромные северные сосны вырисовывались на фоне серо-голубого неба.
Два старика, сидящих в каких-нибудь шести шагах друг от друга, казалось, не замечали один другого. Я медленно подошел к одному из них. На нем были вельветовые штаны, что-то, что некогда было красно-черной шерстяной курткой, и старая фетровая шляпа, вся в пятнах, как будто ее носили лет двадцать. В одной руке он держал коротенькую черную трубку, не очень чистыми пальцами другой осторожно старался вырвать длинный вьющийся волос, торчащий из ноздри.
Поставив вертикально один из ящиков, я уселся, набил трубку, закурил и выпустил клуб дыма.
— Кто бы мог подумать, что оно соединяется с Тихим океаном, — сказал я, небрежно указав рукой на море.
Он покосился в мою сторону.
— Тихий залив... спокойный, сонный, как весь ваш городок, — продолжал я. — Мне нравятся такие места.
Старик молча смотрел на меня.
— Могу поспорить, — добавил я, — что человек, живущий тут достаточно давно, знает всех жителей города и его окрестностей.
— На что поспорим? — спросил он.
Я достал из кармана серебряный доллар. Они еще встречались здесь в обращении. Старик взглянул на него, кивнул, потом внезапно вырвал волос из ноздри и посмотрел его на свет.
— И вы бы проиграли, — сказал он мне.
Я положил монету на колено.
— Вы знаете тут кого-нибудь, у кого много золотых рыбок?
Старик внимательно смотрел на монету. Сидящий рядом с нами мужчина был в комбинезоне, на ногах ботинки без шнурков. Он тоже уставился на доллар. Оба одновременно сплюнули.
— Я плоховато слышу, — ответил мой собеседник, медленно поднялся и двинулся в сторону барака, сбитого из старых досок разной длины. Войдя внутрь, он с треском захлопнул за собой дверь.
Второй нехотя бросил на землю топор, плюнул в направлении закрывшейся двери и отошел к дровяным поленницам.
Двери барака приоткрылись, и тот, в шерстяной куртке, высунул голову.
— Вы не найдете здесь ничего, кроме болотных крабов, — промолвил он и снова хлопнул дверью.
Я спрятал доллар в карман и двинулся под гору, решив, что изучение их языка заняло бы у меня слишком много времени.
Кэпитэл-вэй тянулась с севера на юг. Мимо меня прошел темно-зеленый трамвай, направлявшийся к остановке с названием «Тамуотер».
Вдали виднелись здания правительства штата. Двигаясь на север, я миновал две гостиницы, какие-то магазины и добрался до места, откуда отходили две дороги. Правая вела в Такому и Сиэтл, левая — через мост и дальше за город, на полуостров Олимпик.
Сразу же за перекрестком улица становилась старой и грязной. Шагая по растрескавшемуся асфальту, я миновал китайский ресторан, забитый досками кинотеатрик, какой-то ломбард и добрался до висящей над замусоренным тротуаром вывески: «Табачные изделия». Ниже виднелась надпись: «Бильярдная», написанная маленькими буквами, как бы в надежде, что никто ее не заметит.
Я вошел внутрь, миновав стойку с цветными журналами и витрину с сигарами, по которой ползали мухи. С левой стороны там был длинный деревянный прилавок, несколько игровых автоматов и бильярдный стол. У автоматов вертелись трое ребятишек. Высокий худой мужчина со слабо очерченной челюстью играл сам с собой в бильярд, держа во рту потухшую сигару. Я устроился на стульчике у стойки. Лысый продавец с неприятным выражением глаз встал со стула, вытер руки толстым серым фартуком и показал в усмешке золотой зуб.
— Виски, — сказал я. — Не знаете ли вы кого-нибудь, кто разводит здесь золотых рыбок?
— Да, — ответил он. — Нет.