Золотые рыбки

— Что, Влад?

— Слушай, Сема, нам тут пробили телефончик Артамоновой. Мы приехали, а тут…

— Что?

— Лучше приезжай сам. Интересно-то как все… Запоминай адрес…

Семен запомнил и нажал отбой. Ехать искать Алену или к Владу? Просто так Гуральник не позвонит. Значит, что-то важное.

Но Алена — важнее всего.

И все же он поймал машину и назвал адрес, продиктованный Владом.

Панельный дом в четырнадцать этажей. Двор чистенький, недавно заасфальтированные дорожки, а на них большие лужи, в которых отражаются фонари. Картину портила машина опергруппы с мигалками и полицейские, стоящие на посту.

Семен раскрыл удостоверение, прошел в подъезд.

— Пятый этаж! — подсказал вслед один из полицейских.

На этаже стоял кинолог с собакой. Семен однажды с ним уже работал.

— Здорово, Петя. Как Агат?

— Да нормально, — курносый Петя погладил овчарку, дал команду «сидеть». — Следов не так много. Агат прошел до автобусной остановки. Скорее всего, кроме хозяина, здесь никто не бывал.

— Понятно.

Семен шагнул в квартиру и встал как вкопанный. Ощущение, что попал в дезинфекционную камеру: кругом стерильная чистота. Длинная прихожая, две комнаты по одну сторону, туалет с ванной, кухня — по другую. Возле входной двери старая вешалка — одни крючки. Без одежды. Ни зонтика, ни тапочек, ни чего-то еще. И пахнет так, словно вместо освежителя воздуха хозяин пользовался хлоркой.

Из зала выглянул Влад.

— Вот-вот, мы тоже вошли и долго решали, переобуваться в тапочки или нет. В комнатах того хуже: как будто он здесь не жил, а приходил только убираться. Ни пылинки, ни соринки. Вещи в шкафу в идеальном порядке, выстираны, выглажены, пуговицы на месте. И на всех вещах метка с именем, как в детском садике. Холодильник почти пустой, идеальный ряд пластинок — ни одна не выбивается. Но слушал он явно диски. Классика. Знаешь, что он любил больше всего? Бетховена. Как, я тебя еще не заинтересовал? Это что…

Он поманил Семена за собой.

В зале работали криминалисты. Следы с пола они сняли и теперь обрабатывали поверхность мебели, которой почти не было. Все старое, видавшее виды, но бережно сохраненное, укрытое от пыли и сора. Диван, стол, кресло-качалка. Рядом на столике-треноге музыкальный центр и ровная топка дисков. Классика, как и сказал Влад. Кантаты, орган, Бах и Бетховен.

Семен хотел коснуться дисков, но вдруг показалось, что со стены на него сердито уставилась с портрета дама с начесом. Если бы она сейчас могла наказать его, то сделала бы это.

— Кто это?

— Мать. Они похожи.

Рядом встал Влад, протянул распечатку.

— Знакомься: Долгов Вадим Антонович.

Семен долго разглядывал плохую принтерную фотографию, потом заметил:

— Рожа знакомая…

— Тебе тоже так показалось? — Влад почесал в затылке. — У меня возникло ощущение, что я его уже где-то видел. Но где — не вспомнил.

А вот Семен вспомнил.

— Этот тип видел нас. Следил за нами в торговом центре. Я на него налетел, а он так взглянул на меня — мороз по коже. Теперь понятно почему.

— Тебя ждет еще один сюрприз. Пошли.

Они переместились на кухню. Чистую, как и зал, и прихожая. Стол без клеенки с новехонькой столешницей. Шкафчики, тщательно протертые. Надраенные до блеска ручки. Плита… Готовил ли он на ней когда-нибудь? Все словно только что распакованное. И всюду — портреты, портреты…

— Он так обожал свою мать?

— Психологи разберутся, — Владу не терпелось что-то показать. — Смотри, Женька стал осматривать кухню, залез в морозилку, а там…

Семен смотрел на кусок льда в распахнутой морозилке и ничего не видел: лед сверху покрылся тонкой снежной пленкой. Он стер ее ладонью, которая тут же замерзла. Стер и уставился внутрь.

— Ничего себе… Ледяной аквариум.

Влад осторожно достал из морозилки лед с замерзшими в нем рыбками. Они застыли в разных позах, словно танцующие балерины на фотографии. Но они никогда не отомрут. Их последний танец закончился.

— Золотые рыбки…

Мозаика в голове сложилась в картинку, от которой стало жутко. Золотые рыбки. Рыбки…

— Влад, Алена у него.

— Я тоже так решил. Но не хотел тебе говорить сразу.

Опершись о стол ладонями, они смотрели на лед, от которого шли волны холода. Видеть вмерзших рыбок было мерзко. Внутри поднималась тошнота.

С распечатки на Семена смотрел вроде бы обычный человек, молодой, симпатичный, ухоженный… Жаль, что здесь не видно его руки и крови, в которой они запачканы. Анна Козлова, Вера Ивлева, Вероника Соснина — его Золотые Рыбки. Екатерина Артамонова на грани жизни и смерти. И Алена…

— Зачем ему Алена? Зачем?

* * *

Алена устала вести машину и почти засыпала за рулем.

— Если мы не остановимся, то врежемся куда-нибудь.

Спутник чуть повернул голову.

— Ну и что? Ты же хотела…

— Расхотела.

— Понимаю, — кивнул он. — С жизнью расстаться трудно. Страшно. А что там? И есть ли оно, это там?

Алена прикусила язык, чтобы не отвечать. Пусть говорит. Она где-то читала, что таким людям нужно выговориться. Она переступит через ненависть и выслушает его.

И Вадим продолжал говорить, пока Алена боролась со сном и с неровной дорогой.

— Представь, что больше не увидишь солнце, небо, не вдохнешь воздух… Тебя нет, а это все есть и будет!