Золотые рыбки или Отец мой славный

Антуан. Оставляю вам только пол. У него по крайней мере есть преимущество, он бессловесен. Никто пока, слава Богу, не слышал, чтобы он делал замечаний во время полового акта…

Врач(с горькой усмешкой). Чудовищная мысль! Бог знает, что бы он такое сказал! (Внезапно хмурится, с отвращением.) Женский половой орган — это безобразная бездна… В этом городе я вынужден заниматься общей терапией, но моя специальность гинекология… Это избавляет вас от недуга, сударь мой, поверьте. Если бы все мужчины были гинекологами, преступлений по страсти случалось бы куда меньше!

Антуан(в нос ему, как говорят французы, начинает бить горчица, он вскипает). Но мужчины, слава Богу, не все ещё решили стать гинекологами! Заметьте, это определённо придёт со временем. Их уже потихонечку начинаю причёсывать со школьной скамьи. А ещё эти советчики по вопросам семьи и брака, которые со значительным видом дают советы супругам, пока те сидят в их лакированных кабинетах по команде смирно. Бедняги! Мне бы хотелось знать, как они придаются любви, эти советчики по половым вопросам. Весело, должно быть, смотреть! Нельзя ли оставить человека неловким и нечастным, которым он был всегда? Оставьте за ним право продвигаться наощупь, как он, с большим или меньшим успехом, всегда делал, чтобы заработать себе на жизнь, чтобы обрести свободу или любовь, по-своему! Нельзя ли оставить его немного в покое, пусть он сам разберётся? Он подыхает от вашей общественной помощи! Он больше ни вздохнуть не может, ни пёрнуть, боясь, что ему не возместиться это социальной страховкой! Он чахнет, будучи от всего застрахован, и теряет свою настоящую силу, которая была грандиозной! Человек был самым грозным из всех земных тварей.

Врач(тоже раздражаясь). Вы выражаете удивительно ретроградные взгляды, мсье дё Сан-Флур! Я не совсем придерживаюсь вашего мнения!

Антуан(в ярости). Да, но я придерживаюсь моего мнения! Я даже не собираюсь спорить! Вы хотели, чтобы мы поговорили? Так что дайте мне говорить! Я так понимаю полемику!

Врач(с раздражением). Но мне кажется, что противоположное мнение в демократическом обществе вещь допустимая!

Антуан. Не мной! Вот почему я никогда не спорю, ни о политике, ни о любви. На эти темы молчали веками, и с тех пор, как туда суётся каждый, кому не лень, всё пошло к чёртовой матери! В своё время политикой занимались министры, а любовью — шлюхи. Последние и консультировали по вопросам семьи и брака, и, поверьте мне, знали в этом толк куда больше, чем ваши советчики! Сегодня все хотят стать министрами, и все хотят быть блядями!

Врач. Это потому, что мы сейчас знаем, что всякий человек способен полностью взять на себя ответственность за свою судьбу, работать для человека, гуманистически и по-человечески!

Антуан. Таратата, чепуха и враки! У мужчины было ремесло, его семья и его пристрастия — это уже было довольно тонкое дело, которое забирало много времени, если хотелось сделать его хорошо, и ему этого было вполне достаточно, поверьте мне, чтобы брать на себя ответственность за его судьбу!

Врач. Я не совсем придерживаюсь вашего мнения! Человек отдал себе отчёт в том, что от него как личности что-то зависит…

Антуан. Та-ра-та-та! Вы полагаете, что обладание иллюзорным избирательским бюллетенем или, может быть, телевизор делают человека личностью? Вы лишаете вашего мужчину стати, господин хороший! И знаете, что не потому, что горстка искривлённых…

Врач(бледнея). Что вы такое говорите, сударь? Это намёк?

Антуан(удивлённый). Какой намёк?

Врач. «Искривлённый», сударь. Имели ли вы намерение оскорбить калеку, который, по меньшей мере, имеет право на уважение?

Антуан(немного обеспокоенный). Я говорил о духе и мозгах, мсье, о сознании, в переносном, то есть, смысле. Это, быть может, неудачное выражение, так что прошу вас покорно меня извинить, однако…

Врач(ледяным тоном). Довольно. Я вас понял, сударь. (Внезапно восклицает, выпрямляясь насколько возможно, пламенно.) Да, у меня горб! Мой позвоночник чертит кривую линию, как множество предметов, которые, кстати сказать, в природе мы находим красивыми! Не потому ли, что ваша спина нарисована прямой, вы имеете право надо мною возвышаться? Все люди, сударь, равны!

Антуан. Я никогда не говорил противоположного, и…

Врач(угрожающе приближаясь и трогая Антуана). Кстати, мне бы хотелось увидеть вас голым, целиком! Узловатые колени, плоскостопные ноги, тенденция к ожирению, бёдра слишком широки и мясисты… Не очень, видимо, тоже привлекательно…

Антуан(высвобождаясь). Перестаньте меня щупать? Вы мне, наконец, надоели! Я же ваш горб не трогаю!