Золотые слезы

— Я убью всякого, кто осмелится сказать такое о Брендане О'Флинне. Я всегда смогу добыть пропитание для своего сына и сестры. Запомни мои слова, Mapa. — Он оттолкнул ее и с недоброй улыбкой добавил: — Похоже, пришло время напомнить о спесивой юной особе, отказывающей всем женихам подряд, которая руководствуется лишь эгоистичными соображениями, тогда как ее замужество помогло бы семье поправить материальное положение. Она бедна как церковная мышь, однако своенравна и капризна, как герцогиня. На ее месте я поостерегся бы обвинять других. Тем более своего брата, безутешного вдовца с ребенком на руках, который готов умереть с голоду, лишь бы не браться за работу, недостойную благородного джентльмена, каковым он является по праву рождения. А ты в это время воротишь нос от богатых господ, чьи деньги могли бы облегчить наше существование.

— Что ж, ты согласен отдать меня замуж за старика, годящегося мне в дедушки? Или за вдовца с дюжиной детей, который ищет для них няньку? Ну уж нет! Я не собираюсь брать на себя роль мученицы даже во имя благополучия твоего и Падрика. И потом, разве ты тоже не отказывался от хороших партий, считая их недостаточно блистательными для известного актера, каковым ты себя возомнил?

— Ты холодная и злая женщина, Mapa. Помяни мое слово, останешься старой девой, если не перестанешь разыскивать прекрасного принца, полностью соответствующего бескомпромиссному идеалу. Все-таки ты дурочка, сестрица. Забыла о своем происхождении? Неужели ты и вправду думаешь, что благородный джентльмен захочет назвать своей женой незаконнорожденную? Да, да, Mapa, мы с тобой бастарды, и не стоит сбрасывать этот факт со счетов. Мы — плод греховной любви ирландской актрисы и графа, вышвырнувшего нас вон, как только ему надоело любоваться нашими смазливыми личиками, — с горькой усмешкой продолжал Брендан. — Тебя постигнет участь нашей бедной мамочки, если ты не перестанешь заноситься слишком высоко. Господа не женятся на актрисах и незаконнорожденных, они предпочитают делить с ними только постель. Поверь, ты будешь получать предложения руки и сердца совсем не часто.

— Меня это не волнует. Я никому не позволю одурачить себя, как когда-то отец одурачил нашу мать. Никто не посмеет унизить меня и причинить боль. И знаешь почему, Брендан? — Девушка лукаво улыбнулась. — Потому что я никогда никому не предоставлю такой возможности. Потому что я разбиваю их сердца, притворяясь влюбленной, а сама смеюсь, глядя в похотливые глаза, и знаю, что им никогда не добиться своего. Можешь считать меня холодной, но я горжусь тем, что мое сердце принадлежит только мне, и ни одному мужчине не удастся в него проникнуть, каким бы коварством он ни отличался. — Mapa перевела дух, разглядывая свои руки, обветренные и покрасневшие от холода. — Мы можем оскорблять друг друга до бесконечности, однако это ничего не меняет. У нас не осталось денег на жизнь в твоем чертовом Сан-Франциско. Или ты думаешь, что мы действительно будем ходить там по россыпям золотых самородков, отшвыривая те, что помельче, и выбирая самые крупные? — саркастически поинтересовалась она.

Брендан задумчиво пощипывал бровь. Mapa хорошо знала этот его жест, который означал, что брат мучительно подыскивает слова, чтобы убедить ее в том, в чем сам совсем не уверен.

— Зачем ты это сделал, Брендан? — устало спросила она. — О чем ты думал, когда ставил деньги на карту?

— Я не мог упустить шанс поправить наше положение. Я должен был так поступить, Mapa. Деньги таяли на глазах, — умоляюще произнес Брендан. — И потом… иногда в меня словно бес вселяется. Ничего не могу с собой поделать в такие минуты. Мои руки сами тянутся к картам, и я не могу сдержаться, поскольку уверен, что на этот раз обязательно выиграю. Это похоже на какую-то лихорадку… — в смятении говорил он. — Если бы я тогда выиграл!.. Дела наши были плохи, так как билеты и снаряжение обошлись в такую сумму, на которую я никак не рассчитывал. Все словно с ума посходили! Ну что же мне оставалось делать? Мужчина может позволить себе рискнуть ради своих близких.

— А как быть с О'Флиннами? Они могут себе позволить жить дальше, или прикажешь им умирать с голоду? — Слова, как пощечина, прозвенели в тишине каюты. — Выходит, ты проигрался и снова взялся за скрипку. Означает ли это, что мы возвращаемся на сцену?

— В некотором роде да, — кивнул Брендан. — Помнишь, того испанца?

— А какое отношение он имеет к нашим делам? — подозрительно поинтересовалась Mapa. — Не нравится он мне.

— Нравится или нет — это не важно, — усмехнулся Брендан. — Дон Луис — наша единственная надежда. Кроме того, я должен ему деньги.

— Нет! Ради Бога, кому угодно, только не ему! — воскликнула Mapa. — И что этому испанцу нужно от нас?

— Дело в том, — ответил Брендан, потирая руки и стараясь согреться, — что этот джентльмен оказался в определенном затруднении. Присядь и выслушай меня внимательно, — все больше воодушевляясь, заговорил он.

Mapa послушно присела на край койки, не спуская глаз с брата, меряющего шагами каюту.