Золотые слезы

— А что, по-твоему, я мог бы попытаться доказать? Что ты скрываешь, Алан?

— Мне скрывать нечего! — воскликнул Алан. — Я хозяин Бомарэ, а остальное тебя не касается!

— Нет, Алан, — печально покачал головой Этьен. — Ты здесь не хозяин.

— Если бы все получилось, как вы с Филипом задумали, я не получил бы ничего. Вы украли мое имя и права наследования. Я не знаю, почему ты согласился назваться моим отцом, но то, что ты им не являешься, сомнению не подлежит. Все эти годы я молчал и ждал своего часа. Я был уверен, что наступит день, когда Бомарэ перейдет ко мне на законном основании. Разве это не справедливо? Ведь я единственный сын Филипа.

— А как же быть с Франсуа и Николя? — со все возрастающим ужасом спросил Этьен.

— Франсуа мертв, а Николя с позором изгнали из дома и лишили наследства.

— Выходит, это входило в твои планы? — вдруг возвысил голос Этьен, и глаза его налились кровью. Николя никогда не видел его таким, и для Алана перевоплощение старика также оказалось полной неожиданностью. Mapa в этот момент подумала, что если дьявол действительно существует, то он вполне мог бы принять обличье Алана — настолько отвратительно тот выглядел.

— Получается, что ты все это время знал правду? И терпеливо ждал удобного случая заявить миру о том, кто ты есть? Но откуда тебе стало все известно? Мы с Филипом никогда не говорили об этом, — сказал Этьен.

— Один раз говорили. Вы с отцом спорили о том, какое образование мне дать. Решался вопрос о том, стоит ли мне остаться в Париже или следует вернуться в Новый Орлеан. Филип хотел сделать меня управляющим одной из своих плантаций, а со временем и ее хозяином, Ты помнишь ваш спор? Филип сказал: «В конце концов, он мой сын, Монтань-Шанталь. У него должна быть своя земля. Не забывай, в его жилах течет моя кровь». Представляешь, каково мне было вдруг узнать такое! А если я его сын, то почему не могу стать хозяином Бомарэ?

— Да, я помню этот разговор, — признался Этъен, и в его голосе задрожали слезы. — Это было через несколько дней после того, как Николя обвинили в убийстве Франсуа.

Николя грозно шагнул вперед, но остановился, когда увидел, что Алан потянулся к пистолету.

— Так это был ты?! Ты убил Франсуа?! Господи, я мог заподозрить кого угодно, но только не тебя!

— Еще бы, ведь я всегда был вне поля зрения Монтань-Шанталей! На меня никто не обращал внимания. И особенно высокомерно всегда держался Франсуа. Хоть бы раз заговорил со мной! Так ведь нет! Только и знал, что разъезжать на своей кобыле по полям. Он всегда был дураком, выскочкой. Вы оба сыграли мне на руку, когда затеяли эту глупость с дуэлью. Я притаился за дубом и ждал, пока ты поднимешь пистолет, и тут же прицелился сам. Выстрелили мы одновременно. Только я в отличие от тебя целился Франсуа в сердце и попал. — У Николя побелели губы, а ладони невольно сжались в кулаки. — Когда Франсуа не стало, тебя с позором прогнали, и мне ничто не мешало занять ваше место. К чьей еще груди мог припасть убитый горем старик? Мы очень сблизились с Филипом, и все шло прекрасно… по крайней мере до тех пор, пока эта сука Селеста не родила Жана-Филипа! Сына! Наследника! Я не мог поверить в то, что после долгих лет бесплодия ей удастся это сделать. И вот у меня снова появился соперник, новый Монтань-Шанталь. Однако Филип успел написать завещание на мое имя до его рождения. Я с легкостью нашел его, покопавшись в столе у отца. Но в один прекрасный день Филип послал за поверенным, и я понял, что он собирается изменить завещание. У нас произошел неприятный разговор. Я сказал, что он не имеет права лишать меня наследства, поскольку я тоже его сын. И потом, разве кто-нибудь другой вложил в эту землю столько, сколько я? Филип был потрясен, когда я прямо заявил о своих правах. Он тут же заподозрил меня в убийстве Франсуа и задал вопрос в лоб, так что я растерялся и не посмел солгать. Надо было видеть его лицо в тот момент!.. Филип ударил меня по лицу и прогнал. А на следующий день, когда мы с ним осматривали дамбу, велел мне убираться из Бомарэ, в противном же случае пригрозил пристрелить как бешеного пса.

Николя и Этьен многозначительно переглянулись, заметив, как напряглись жилы на шее у этого человека, который так долго носил в душе тяжесть греха и теперь, исповедуясь, получал облегчение.

— Я не мог в это поверить! — продолжал Алан. — Я вдруг возненавидел его за то, что он украл у меня имя, состояние, будущее. Мне пришлось заявить ему, что я все равно стану хозяином Бомарэ и что ему не удастся поступить со мной так же, как с тобой. Когда я упомянул твое имя, он словно помешался. Филип бросился на меня и отхлестал кнутом, как раба, как последнюю собаку! Отец был очень силен, но я оказался сильнее и сбил его с ног. Я ударил его по лицу. Он стал пятиться, стараясь сохранить равновесие, но упал, ударился затылком о ствол дуба и свалился в реку. Несколько минут он продержался на поверхности, а потом с головой ушел под воду. Его тело нашли через несколько дней…

Николя стал медленно наступать на Алана, но тот схватил пистолет и направил его в грудь брату.