Золотые цикады сбрасывают кожу

– «…В эти дни
Как будто золотом подернулись они».

Арсен взмахнул рукой, словно дирижер, и прочитал еще одну строфу:

– «Им долго не прожить. Начнется дождь в саду —
Они осыплются… Но что-то
Им придает в паденье красоту
Последнего и первого полета.

И снова, как тогда в парке, я захлопала в ладоши.

Георгий засмеялся.

– У вас хороший дуэт. Мне кажется, ребята мы на полпути к удаче, – произнес он серьезно. – Но только на полпути.

Репетировал Гиоргобиани страстно, даже яростно, как, впрочем, делал Георгий почти все. В этом невысоком, хрупком на вид человеке непостижимым образом уживались удивительная, изысканная музыкальность, нежность по отношению к актерам и несокрушимая, яростная, свирепая, испепеляющая все на своем пути воля. К счастью проявлявшаяся лишь в моменты, когда работа над спектаклем замедляла свой бег.

В прошлом джазовый музыкант и первоклассный фехтовальщик, он сочетал в себе реакцию и гибкость пантеры с умением абсолютно ясно видеть происходящее в эпизоде, как говорят артисты, «по сути». Партитура спектакля могла быть сравнима разве что с тончайшими, неуловимыми для глаза человека переливами оперенья павлина.

Артистам в такой ситуации работать непросто, но фантастически интересно.

Иногда Георгий схватывался с Месхия. В такие моменты они говорили на родном языке – взволнованно, горячо. Обычно невозмутимый, способный понять практически любую точку зрения Арсен, становился неуступчивым, как скала.

После одного из таких споров, когда, казалось, исчерпав все возможные аргументы, оба умолкли. Месхия сказал мне:

– У нас есть расхождение в трактовке образа Сирано. Мне представляется неинтересным обстоятельство, существующее в пьесе – смерть де Бержерака от руки наемных убийц. Это удел толпы – искать виновного. Причина лежит не там, куда обычно тычет перстом общественное мнение, – и он вновь заговорил по-грузински, Гиоргобиани внимательно слушал.

Я вспомнила, что так же внимательно слушал Георгий мой рассказ об индийских йогах. Дело происходило в доме, за ужином. Очаровательная жена Гиоргобиани, Нино, обладает потрясающим чувством юмора. И, что немаловажно, великолепно готовит. Благодаря Нино в семье почти всегда царит атмосфера маленького домашнего карнавала.

После того, как на столе осталось только вино, фрукты и чай произошла эта смешная сцена. В качестве одного из самых убедительных аргументов, свидетельствующих в пользу удивительной системы, я привела в пример способность выполнять йогами самые сложные физические упражнения – в частности, позы скорпиона, павлина на одной руке и другие асаны.

Ни слова не говоря, Гиоргобиани положил сигарету в пепельницу и, начав со шпагата, за две минуты проделал все самые сложные асаны, в том числе и вышеперечисленные. Георгий показал выход из лотоса в стойку на руках и закончил демонстрацию сальто. Потом снова уселся на свое место за столом.

– Зачем грузину йога? – спросил он, наливая в бокал сухое вино.

Теперь, глядя, как Георгий слушал Арсена, я вспомнила об этом случае и невольно стала ждать чего-то подобного.

Но Гиоргобиани, выслушав друга, после долгого молчания произнес только одну фразу по-русски:

– Что ж, может быть и так, – затем повернулся ко мне, – приглашаю тебя пообедать, не против?

– Конечно.

В просторном зале ресторана сидели немногочисленные посетители, но официант обслуживал нас в отдельной комнате.

Скоро вечерняя репетиция, поэтому на столе появились лишь соки, молодое вино, сыр и фрукты.

Георгий подождал, пока я пригубила вино и, «ты не против?» закурил.

– Вино великолепное. За тебя.

Гиоргобиани приподнял бокал, сделал глоток. И задал опрокинувший меня вопрос.

– В твоем сердце живет ненависть, много ненависти. Это правда?

– Почему ты решил узнать об этом именно сейчас?

– Потому что Арсен попросил. Месхия сказал, что ты не сыграешь роль, если не сумеешь избавиться от этого чувства. Душа Роксаны не может быть окрашена цветом ненависти. Не забывай, Арсен – художник.

Я никогда не была на исповеди, но наверно так разговаривают со священником. Сосредоточенно, без лишних эмоций. Порой сумбурно, бессвязно о скопившейся боли и страхе, о несправедливости и беспомощности. Инстинкт – хорошая штука. Иногда нужно ему доверять. Не плакала, сухо, почти протокольно. В основном о событиях последних месяцев, об Алене, о Жанне, о преследовании уродов, о Дяде Толе и Вове Самурае. Матери родной не смогла бы о них сказать.

Георгий не перебивал, не задавал вопросов, смотрел куда-то в пространство, казалось, не слишком внимательно слушал.

Когда я умолкла, через паузу тихо уронил:

– Вы русские совсем беззащитны. Если меня убьют, то кровь врага возьмет отец или брат. Я буду идти на смерть спокойно. У вас не так.

Гиоргобиани расплатился с официантом, и мы вскоре ушли.

Вместо того, чтобы ехать в театр, Георгий развернул машину и помчался в горы.

– Решил украсть девушку? – грустно пошутила я.