Золотые цикады сбрасывают кожу

Во время работы над этим коротким фильмом все время не покидало ощущение, что я умерла. Только тело, словно робот, приводит в порядок свои земные дела.

Метель неожиданно обрушилась на Тбилиси в день, когда я прилетела туда.

Гиоргобиани стоял в толпе встречающих, и было непонятно – снег или седина на его волосах.

Мы сели в машину и поехали в Мцхету. Я не буду пытаться рассказывать тебе, Томкинс, о том, о чем рассказать невозможно. И даже не потому, что, как некоторые говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Вовсе не поэтому.

Для того чтобы рассказать о грузинском вине, мало попробовать его на вкус.

Ты не узнаешь его вкуса, даже если будешь сидеть за одним столом с друзьями и слышать песни грузин. И даже если ты ощутишь, как увлажняются твои глаза, и Любовь наполняет сердце – ты не сможешь с уверенностью сказать:

– Я знаю вкус вина Грузии.

Даже если будет казаться, что ты постиг всю глубину светлой печали грузинской песни, даже если тебе покажется, хотя бы на мгновенье, что ты понял, какого цвета небо Грузии… Не верь себе, ибо бездонна скорбь Грузии, и не дано человеку измерить печаль Ее души.

Для того чтобы ощутить вкус крови винограда Христова, недостаточно посетить эту страну, надо самому быть виноделом. Для того, чтобы рассказать о Грузии… Это не под силу обычному человеку.

Пока машина, петляя по горной заснеженной дороге, добиралась к храму, Георгий взял на себя роль экскурсовода по Тбилиси.

В это дневное время Мцхета была почти безлюдна. В храме стоял полумрак. Горели свечи. Мы пробыли здесь около часа и продолжили путь.

До Чиатуры предстояло добираться по скользкой горной дороге.

Из первых часов, проведенных на грузинской земле, мне врезались в память два эпизода.

Один из них произошел в доме Месхия. Прежде, чем сесть за стол, Арсен показал мне несколько своих работ, выполненных маслом.

Возле одной небольшой картины он задержался.

– Написал ее друг отца. Эта картина была первое, что он сделал, вернувшись из десятилетней сталинской ссылки, – грустно улыбнулся Арсен.

Я еще раз внимательно всмотрелась в работу. На ней были изображены цветы. Просто цветы. Обыкновенные полевые цветы. И больше ничего.

Второй эпизод произошел через день. После репетиции в театре, я оказалась за дружеским столом в небольшом уютном ресторане. Георгий представил меня друзьям, и в этот момент в зал вошел элегантный мужчина в светло-бежевом костюме, с шевелюрой пепельного цвета. Поприветствовав сидящих за столом, он приблизился к стойке бара.

Взяв несколько бутылок коньяка и сигареты, посетитель направился было к выходу, но решил ненадолго присоединиться к нашему столу.

Прошло несколько минут, и он по-грузински произнес тост.

Георгий перевел: «Бокал поднимается за тебя, и еще этот человек хочет подарить тебе свой крест».

Незнакомец кивнул головой, давая понять, что понимает, о чем говорит Георгий. Потом указал рукой на большой серебряный крест, висевший на его груди.

Меня это ошеломило. Перед тем, как лететь в Тбилиси, я очень хотела приобрести серебряный крест. И даже заказала, попросив приятельницу обратиться к ее знакомому ювелиру.

Но ювелир куда-то уехал. И вот теперь мне предлагают в качестве подарка то, о чем я, не будет преувеличением сказать, мечтала.

Было ужасно приятно, но, сославшись на то, что подарок слишком дорогой, отказалась.

Застолье продолжалось, и по прошествии получаса Георгий снова обратился ко мне с просьбой принять подарок: «Этот человек просит тебя согласиться».

На этот раз, что-то заставило дать согласие.

Сейчас, когда рука выводит эти строки, во мне живет понимание: Георгий – Мцхета – картина, показанная Арсеном – крест. Все это были звенья одной цепи – Грузия брала меня под свое покровительство.

Только Георгий Гиоргобиани еще тогда понимал мистический, если угодно, смысл происходящего, а до меня дошло теперь. Дошло, когда уже все свершилось.

Мне предстояло сыграть Роксану. Но не ее саму, а как бы «я» возлюбленной, приходящее к Поэту.[27]

– …Весь спектакль – это те мгновения жизни Сирано де Бержерака, когда смертельно раненый, знающий о том, что минуты жизни сочтены, он приходит на встречу с Любимой.

Мы сидели в пустом зале, на сцене горел только дежурный свет, и Георгий взволнованно рассказывал о замысле:

– Помните:
Уже ни Бог, ни бес
Мне не страшны. Все для меня не ново.
Я думаю, что царь небес
Не лучше короля земного.
Все вышиваете? Я не дождусь конца,
И это сознавать мне даже как-то жутко!

Неудержимо захотелось произнести слова Роксаны:

«Я не смотрю на вас, но знаю эту шутку,
Как выраженье вашего лица».

Георгий ободряюще улыбнулся, а стоявший возле сцены Месхия продолжил чтение текста Сирано вместо него:

«Как опадают листья…»

И я, вспомнив летнюю эстраду в парке, где мы с ним так долго хохотали, устроив небольшую импровизацию, снова «подбросила» текст Роксаны: