Золотые туфельки

- ...вошь!.. - гаркнула галерка. Бум! - раздался вслед затем удар в барабан. Но тут же Кубышка спохватился и укоризненно сказал:

- Фи дон! Какой конфуз!.. Брошь!.. Салют беру обратно.

И с размаху ударил в барабан.

Частушки следовали одна за другой, и в их ловушки попадали то наехавшие в Екатеринодар добровольцы, то кубанцы, то партер с ложами, то галерка. Нарастало веселье, нарастала и настороженность: вот пожал плечом с переливчатым погоном тучный старик генерал; вот закусил свой ус полковник с багровым обветренным лицом; вот вскинул вверх брови щеголеватый адъютант с аксельбантами. Нет-нет, да вдруг в этих частушках и прозвучит нечто такое, что не совсем укладывается в понятие "святой миссии спасительницы гибнущей России - Добровольческой армии". Впрочем, может, это только кажется? Вот, например, как приятно для слуха звучит бойкая частушка:

Пароход плывет прямо к пристани.

Будут рыбу кормить...

- ...коммунистами!.. - веселым хором подсказали в ложах и партере.

Конечно же, это показалось. Нет, славный старик этот клоун Кубышка. Прямо хоть бери его на фронт против большевиков. Вот и еще он поет что-то забавное:

Пароход плывет, волны кольцами.

Будут рыбу кормить...

...добровольцами!.. - гаркнули кубанцы и растерянно умолкли, запоздало уразумев, что получился изрядный конфуз.

- Неужели? - "наивно" удивился клоун, вскидывая наклеенные мохнатые брови вверх, и запел следующую частушку.

Бум!.. Бум.. Бум!.. - отсалютовал он под конец и, бросив барабан, убежал с арены.

- Ну как, папка? - встретила его в артистической уборной Ляся, успевшая к этому времени переодеться в свое домашнее серенькое платье. - Удачно? Даже сюда хохот докатывался.

- Ага, и здесь было слышно? То-то вот! - с гордостью сказал Кубышка. - Три раза попадались в частушки-ловушки. Понимаешь, доченька, эти частушки я слышал, когда их пели...

Он не договорил: легкая дверь с треском рванулась, и через порог ступил рослый рыжеусый офицер. Из-за его плеча выглядывали еще двое, тоже в фуражках с офицерскими кокардами.

- Ты здесь? - сказал рыжеусый, глядя на Кубышку красными от злобы глазами.

Он вытянул из кармана шинели нагайку, взмахнул ею и ударил старика по лицу.

- Па-апа!.. - бросилась к отцу девушка.

- Это ваш отец? - удивился офицер. - Сожалею, мадемуазель Мари... То есть сожалею, что у вас такой отец... Слушай, ты, старая обезьяна, - он дотронулся ручкой нагайки до груди старика, на помертвевшем лице которого даже сквозь грим проступила багровая полоса, - благодари бога, что у тебя дочь такая прелесть. Только ради нее я оставляю тебе жизнь. Но чтоб с рассветом тебя в городе не было. Адье, мадемуазель!..

Прикоснувшись нагайкой к козырьку фуражки, будто отдавая честь, он повернулся и, сопя от бушевавшей в нем злобы, вышел.

СГИНУЛ

Лето 1919 года на юге России выдалось на редкость дождливое. Опасались, что хлеба полягут. И они действительно ложились после каждого дождя. Но пригревало солнце, и упрямые стебли вновь выпрямлялись.

По узкой дорожке, утопая в густой, высокой пшенице, шли Кубышка и Ляся с рюкзаками за плечами. В этих небольших холщовых мешках теперь заключалось все их имущество. С тех пор как им пришлось так внезапно покинуть Екатеринодар, они в поисках работы побывали не в одном городе. Но одни цирки были превращены в склады фуража, другие - в военные конюшни, а те немногие, в которых еще шли представления, опасались принять Кубышку: слух о его скандальной истории облетел всех цирковых антрепренеров. Так и пришлось прожить почти все, что несколько лет припасали странствующие артисты про черный день, да вдобавок еще и все свои цирковые костюмы. И то, что несли они теперь в рюкзаках, было последним средством зацепиться за жизнь.

Жара нарастала, по к полудню неожиданно повеяло прохладой, и вскоре перед глазами истомленных путников развернулась блекло-голубая пелена моря. Вдали, будто всплывший с морского дна, возвышался над зеркальной гладью мыс. На нем в прозрачной дымке золотились купола собора; сквозь зелень садов проступала белизна домов с колоннами, а на остром, как стрела, конце мыса вонзалась в выцветшее от зноя небо башня маяка.

Кубышка остановился, вытер рукавом порыжевшей рубашки пот со лба и, прищурившись, долго смотрел на город.

- Издали - как в сказке. Того и гляди, сам царь Гвидон выйдет нас встречать, чтоб отвести в мраморные палаты. А приблизимся - и навстречу выедет казак с нагайкой, - с кривой усмешкой сказал он.

- Найдутся и другие люди, не только с нагайками. Ты, папка, смотришь вдаль, а что там, вдали, не различаешь! - ласково пожурила девушка.

- А что же вдали, Лясенька?

- Вдали счастье.

- Это как же понимать? Подойдем мы к шлагбауму, а там уже ждет нас на белой лошади прекрасный принц в золоченом шлеме? Сойдет он с лошади и положит к твоим ногам... что положит, Лясенька? Чего бы ты хотела?

- Туфли, в каких и царевы дочки не ходят, - засмеялась девушка.