Золотые века [Рассказы]

— Как раз завтра мы должны явиться на почтамт, где получаем время от времени сообщения от посланцев революции, рассеянных по всему миру. Мы оцениваем информацию и передаем в бюро центрального комитета. Если бы вы, дорогая, были столь любезны, мы могли бы пойти туда вместе и проанализировать последние новости вчетвером.

Подобное заявление доказывало исключительную важность нашего положения, и на этой ноте мы и расстались до утра. Мы уходили с вечеринки — не стоит и говорить, что мы оказались на ней, как и на всех прочих, только ради пользы общего дела, — с чувством людей, которые принесли себя в жертву тактическим интересам организации.

На следующий день финка действительно присоединилась к нам и при этом опоздала всего лишь на каких-нибудь двадцать пять минут. Итак, мы вчетвером отправились на почтамт. Процессию возглавлял Беппо, который размахивал туда-сюда устрашающего вида зонтом, прокладывая нам дорогу среди бездомных собак и деклассированных элементов, развращенных господствующим строем. За ним, на небольшом расстоянии, следовали Рудольф и финка. Она говорила о борьбе болгарских суфражисток, а он время от времени вставлял какое-нибудь глубокомысленное замечание, поглаживая подбородок. Я завершал шествие и пытался своевременно заметить присутствие шпиков или наших противников, движимых какими-нибудь тайными намерениями. Дело было в воскресенье, но невидимая стена отделяла нас от праздногуляющей публики. Мы отличались от буржуазных элементов, потому что они являлись нашими заклятыми врагами, и одновременно от мелкобуржуазных слоев населения. Эти люди были мягкотелы, а их намерения часто злокозненны; с высоты своего положения мы презирали их ценности. От рабочих, представителей класса, ставшего избранником истории, мы тоже отличались. Нам была уготована высшая участь — стать лидерами и творцами исторического процесса.

К дверям почтамта вела широкая лестница. Огромные колонны были призваны символизировать власть государства, хотя она уже шла на убыль. Внутри помещения огромный купол навис над нами всей своей тяжестью. Под его сводами виднелись облупившиеся барельефы, изображавшие сцены из древних мифов, на которых можно было различить греко-римских богов в угрожающих позах. Самая разная публика, в основном слуги или иммигранты, покупали марки или отправляли заказные пакеты. Из одного окошечка нам махнули рукой — это был телеграфист, которому мы в свое время помогли устроиться сюда на работу, симпатизировавший нашему движению. Он передал нам четыре телеграммы, полученные из четырех разных точек мира. Бедняга чуть не задыхался, руки его тряслись.

— Этого еще никто здесь не знает, — сказал он. — Я не стал передавать эти новости, чтобы вы успели узнать их раньше, чем ревизионисты.

И он выложил на мрамор четыре голубых листочка, сложенных вчетверо, с такими предосторожностями, словно это были динамитные шашки. Мы одновременно прочитали телеграммы: Рудольф держал их в руках, а мы втроем устроились за его спиной. Первая телеграмма гласила:

бурный штурм тчк буржуазная армия отступает тчк контролируем столицу и провинции тчк дворцы стали народными коммунами

Во второй говорилось:

королевская семья немедленно казнена тчк все убиты или убиты и покалечены

В следующей мы прочитали:

тридцать три тысячи рабочих входят в правительство тчк министры социал-демократической республики обращены в бегство или расстреляны забастовщиками

Последняя гласила:

имперский флот под красным флагом тчк пятьсот орудий на службе революции тчк необходим ответ бюро зпт куда направить корабли.

Мы не могли поверить этим телеграммам и смотрели друг на друга вылупив глаза, круглые, как желтки в яичнице. Рудольф медленно поднял руки и схватился за голову, словно желая удержать мысли, готовые вот-вот испариться из его мозга. Беппо как-то незаметно ссутулился и стал похож на несчастного горбуна, на которого взвалили непосильную ношу. Вся его фигура говорила о том, что бедняга испытывает ощущение космического одиночества. Потрясенная новостями финка молчала как рыба и напоминала своим видом безумца, впервые попавшего в сумасшедший дом и вдруг понявшего, что именно здесь его место на земле. Нам не надо было вслух говорить о том, чего все мы втайне боялись, чего не хотели больше всего в жизни, — на лице каждого можно было прочесть одну и ту же мысль.

Против всех ожиданий мы получили страшную и неожиданную новость, правда, пока еще не подтвержденную окончательно: может быть, пока только может быть, мировая революция восторжествует и наша жизнь подпольщиков прекратится навсегда.