Золотые века [Рассказы]

Рыбак, как всегда, поступил по-своему и отправился на поиски убывающего кашалота. Безумие, владевшее беднягой, влекло его навстречу опасностям; им двигало упрямство, а не отвага. Например, разыскивая кашалота, он дважды попадал в районы морских сражений, о которых никогда не хотел вспоминать, а может быть, и просто ничего не заметил. Хотя, кто знает, возможно, дело в другом: человек, отказывающийся видеть, потом не может вспоминать, и наоборот. Океан кишел тонущими кораблями, гибнущими в волнах моряками, обгорелыми мачтами, но португалец жаловался только на то, что дым мешал ему видеть горизонт. Он не стал спасать зелено-красный флаг[43] из воды, потому что у таких людей нет родины, есть только цель. Он спросил у истекавших кровью артиллеристов с одного из кораблей: „Вы видели убывающего кашалота?“ Бедняги в ответ только попросили о помощи, а рыбарь, бросив их на произвол судьбы, продолжил свои поиски.

Из — за этого неблагородного поступка, да и прочих низостей, не столь известных, о нем помнят в Севастополе, им восхищаются во Флориде, а в Бразилии, где по-прежнему сильно французское влияние, за его голову назначили награду, потому как там считалось недостойным цивилизованных людей не отвечать на призывы о помощи несчастных, на которых напали новоявленные пираты. Подплывая к Тасмании, рыбак увидел бутылку, качающуюся на волнах. В ней не было никакой записки — там сидел джинн. Звали его Румпельштильцхен, или Римпельштульцхен, и слава о нем достигла даже республики дельфинов и страны дураков. Джинн обещал рыбарю исполнить три желания, если только он вызволит его из бутылки. Все три желания слились в одно:

— Скажи мне, где найти убывающего кашалота, или я тебя выкину за борт.

Но, несмотря на то что джинна вот уже двести пятьдесят три года носило по волнам этого и других морей, он посмотрел рыбаку прямо в глаза и рассмеялся квакающим смехом. Наш герой, как того следовало ожидать, выбросил бутылку в море.

Эскимосы с русских берегов не поняли его вопроса об убывающем кашалоте. На берегах африканской реки, вдали от берегов океанов, он увидел пигмеев. Они помогли ему во всем, кроме его главного дела, и потому рыбарь обозвал их дикарями, не задумываясь о том, что пигмеям для оправдания своего существования в тропических лесах никакие кашалоты вообще не нужны — ни большие, ни маленькие.

Так он и преследовал убывающего кашалота, слушая ехидный голосок, который раздавался под сводами его черепа, пока наконец однажды — как того следовало ожидать — его корабль не наткнулся на риф в самом печальном и опасном из морей.

Здесь, среди этой пустоты, предстояло ему умереть в полном одиночестве, проведя последние минуты жизни под ударами холодных волн. Никто и ничто не сможет спасти его, и даже если у кого-нибудь появилась бы такая возможность, то наверняка он не протянул бы ему руку помощи. Бедняга стал размышлять о своей жизни, которая оказалась на поверку чередой поражений, и перед смертью из груди его вырвался плач.

В первой слезе, скатившейся по его щеке, был убывающий кашалот — не больше половинки рисового зернышка, уже, чем лунка ногтя.

— О, наконец-то! Гляди-ка, какое оно большое, это море! — сказал кашалот, увидев огромный и серый океанский простор.

Рыбак попытался удержать кашалота в ладонях, но тот был маленький, такой маленький, что слезы относили его все дальше и дальше в море.

— Meu deus, meu deus, meu deus[44], — рыдал португальский рыбак.

Гвиана

Первые проблески рассвета покачивали воду в порту нехотя и с досадой, словно за ночь приняли решение отречься от этого мира. Незнакомец прибыл в Гавр ночным поездом и добрался с вокзала до пристаней, следуя природному инстинкту, которому туман не был помехой. Он вздрогнул от пронизывающего холода, поднял ворот необыкновенно длинного черного пальто, надвинул шляпу как можно глубже и сделал несколько шагов по влажной мостовой. Слева в воде отражались слабые лучи октябрьского солнца. Справа тянулся геометрически правильный лабиринт, сложенный из огромного размера контейнеров. Мужчина остановился возле одного из них и оперся спиной о металлический борт. Мимо него прошла какая-то женщина, стуча по мостовой тонкими каблуками. Он всмотрелся в лицо незнакомки, чтобы запомнить его черты и вспоминать их мастурбируя следующей ночью. Однако мужчина быстро отказался от этой затеи, поняв, что перед ним проститутка, возвращавшаяся домой после работы.