Золотые врата. Трилогия (СИ)

Анюта подхватила его подмышки и с неожиданной силой приподняла. Кое‑как они добрели до автомобиля. Она распахнула дверцу, помогла Игорю устроиться в салоне и села за руль.

– Куда ехать?

– Не знаю. Куда угодно, только подальше отсюда, – попросил Корсаков.

Анюта рванула с места так, что завизжали покрышки. В салоне пахло духами и новенькими кожаными сиденьями. Судорожно дыша, Игорь откинул голову на подголовник и закрыл глаза. «Это судьба, – подумал он, – или рок, что в сущности, одно и то же. Видно, на роду мне написано постоянно встречаться с этой девчонкой». Он посмотрел на Анюту. Она сосредоточенно вела машину, но почувствовав его взгляд, повернула к нему серьезное лицо. Челка упала ей на лоб, она сдула ее.

– Почему ты так смотришь?

– Не видел давно, соскучился, – объяснил Корсаков, отвернулся и снова закрыл глаза.

За окном снег с дождем, слякоть. Мокрые фасады домов кажутся солдатами на плацу в отсыревших шинелях. Колеса стучат по булыжной мостовой, разбрызгивают грязь, окатывая редких прохожих.

А здесь тепло. Возле ног в чугунном коробе тлеют угли, полумрак сделал твое лицо таинственным, будто ты задумалась о чем‑то отвлеченном, но глаза блестят, дыхание короткое, грудь вздымается под шерстяной пелериной. Я целую тебя чуть ниже розового ушка, где завивается выпавший из‑под шляпки непослушный локон и ты, словно ожидала сигнала, порывисто оборачиваешься ко мне…

Боже, как здесь тесно. Какие неудобные сиденья, как качает карету, будто корабль в шторм. Я путаюсь в юбках, чувствуя пальцами гладкую кожу твоих бедер, пелерина спадает с плеч, я целую тебя в ямку между ключиц, потом чуть ниже, еще ниже. Между грудей затаился кулон, я сдвигаю его в сторону губами… ты стонешь, прижимаешь к груди мою голову, откидываешься назад.

Шторм, буря, скрип снастей, ветер в парусах… твой крик, мой стон…

Пахнет паленым. Черт, это твои юбки упали на чугунок с углями и тлеют. Ты смеешься, распахиваешь дверцу и бросаешь их в ночь. Холодный ветер врывается к нам, но мы вместе, нам тепло, нам жарко… и снова карету бросает, точно корабль и мы держим друг друга, боясь упустить, потерять, как будто одного из нас может унести штормовая волна. Звонит колокол. Судовой колокол? Нет, это колокол в церкви…

– Игорь! Да очнись же ты!

– Что… что случилось? – с трудом открывая глаза, спросил Корсаков.

– Ты вырубился, завалился прямо на меня. Я еле‑еле машину удержала, – испуганно сказала Анюта.

Корсаков осмотрелся. Машина стояла возле церкви, купол ее был подсвечен и горел в ночном небе, похожий на елочное украшение. Мимо проносились автомобили, впереди, по ходу движения угадывалась эстакада. Гулкий удар колокола разнесся в воздухе, перекрыл шум улицы.

– Где мы? – спросил Корсаков.

– В конце Волоколамки. Сейчас поворот на Пятницкое шоссе.

– А чего это нас сюда занесло?

– Ты же не сказал, куда тебя везти и я поехала домой. Я живу в Митино. Сань‑Сань мне квартиру купил в честь окончания колледжа.

– А кто у нас Сань‑Сань?

– Папашка, – фыркнула Анюта, – думает, что я теперь, в знак благодарности, буду ему в рот глядеть! Ха, нашел гимназистку. Ну, ты очухался?

Да, Анна Александровна Белозерская вряд ли допускала подобные выражения.

– Очухался, – сказал Корсаков, – далеко еще?

– Десять минут и мы на месте, – Анюта включила передачу и резко вырулила на середину проезжей части. Позади возмущенно засигналили. Анюта опустила стекло и, высунув в окно руку оттопырила средний палец, – пошел ты, козел. Рулить сперва научись!

– Слушай, а как твоя фамилия? – вдруг, неожиданно для самого себя, спросил Корсаков.

– Шпигель‑Приамурская, в девичестве Абрамзон‑Гуленвангель, а что?

– Все шуточки шутишь. Я серьезно спрашиваю…