Золотые врата. Трилогия (СИ)

– Да уж… – пробормотал Корсаков.

– Это еще не все! – Анюта снова хлопнула в ладоши, – ну‑ка, где наш главный подарок?

Все замолчали, расступились, освобождая проход. В дверях возник заслуженный алкоголик и принципиальный бомж дядя Сережа. Он тоже жил в доме, на втором этаже которого квартировал Игорь с Владиком. Протиснувшись боком в комнату, он поднял руки. В каждой было зажато по картине в раме. Корсаков узнал свои работы из цикла «Руны и Тела» – «Знамение» и «Снег».

– Вот, Игорек, сберегли от огня. Жизнью, можно сказать, рисковали, а уберегли, – гордо объявил дядя Сережа хриплым пропитым голосом. – Я ведь засек, как ты картины прятал, а как увидел, что Жучила к тебе пошел, ну, той ночью, как пожар случился, так и вытащил их. К сожительнице, стало быть, своей отнес – она дворничихой в девятом доме работает. Так у нее и стояли, тебя дожидались.

– Спасибо, мужики, – растроганно сказал Корсаков, – век не забуду. Ну, давай к столу!

Картины прислонили к стене возле кровати, откуда‑то возникли табуретки, лавки. Первый тост сказал Сема. Говорил он долго и цветисто и чувствовалось, что может говорить до бесконечности, но его прервали, устав держать наполненные стаканы и тогда он коротко сказал:

– Ну, с новосельем!

Все выпили и навалились на закуску. Анюта, сидя через стол от Корсакова, смотрела на него счастливыми глазами. Ее наряд казался совершенно невозможным среди неопрятных завсегдатаев Арбатских задворок с пропитыми небритыми лицами, которые однако были сейчас Корсакову ближе, чем кто бы то ни был на свете. Он улыбнулся девушке.

Справа ему что‑то бубнил в ухо Сема, кажется, насчет старинных монет, Сашка‑акварель, устроившийся в центре стола, клялся, что за три сеанса сделает из любого дилетанта мастера акварельной живописи, дядя Сережа обстоятельно рассказывал, как он прятал картины в подсобке, прикрывая их метелками и лопатами. Кто‑то уже завел песню, но пока еще в полголоса.

Корсаков, пользуясь тем, что каждый занят своим: кто наливал, кто закусывал, кто слушал, а кто рассказывал, выскользнул из‑за стола и позвал Анюту, показывая на соседнюю комнату.

– Сотовый у тебя с собой? – спросил он.

– Сейчас принесу.

В зале царил полумрак, мерцали свечи. Корсаков отошел к лестнице. Анюта принесла ему телефон. Он поцеловал ее в шею, ощущая нарастающее желание. Она прильнула к нему всем телом, он почувствовал, как ее язычок скользнул к нему в рот. Время исчезло, были только жадные губы и судорожные объятия.

– Погоди, – он нашел в себе силы оторваться от нее, – мне надо позвонить.

– Потом позвонишь, – девушка просунула руки ему под майку. Он ощутил, как острые коготки царапнули грудь, – я так по тебе соскучилась.

– Девочка моя, у нас все еще будет, – прошептал он, – но чуть попозже. Хорошо?

– Мне уйти? – она вздохнула и отпустила его.

– Да. Извини, это деловой звонок.

Девушка послушно ушла к гостям, которые встретили ее взрывом энтузиазма.

Корсаков набрал семь семерок, переключился в тоновый набор, нажал кнопку ноль. Гудков не было, где‑то на пределе слышимости играла органная музыка. Он уже решил, что ошибся и хотел снова набрать номер, как в трубке раздался голос магистра.

– Слушаю вас, Игорь Алексеевич.

– Я нашел то, что вам нужно, – сказал Корсаков.

Он представил, как магистр удовлетворенно улыбается, откинувшись в старинном кресле. В кабинете полутьма, тускло отсвечивают деревянные панели на стенах, на столе перед магистром стоит бокал с коньяком. Он не спеша протягивает руку, берет бокал и отхлебывает темный напиток.

– Очень хорошо, Игорь Алексеевич. Я не ошибся в вас. Где мы встретимся?

– Если вы такой ясновидящий, то знаете, куда ехать.

В трубке послышался глухой смешок. Затем, после недолгого молчания снова возник низкий голос.

– Знаю. Через пятнадцать минут выходите на Гоголевский бульвар.

– Не опаздывайте, уважаемый Александр Сергеевич, – решил съехидничать Корсаков, – а то меня здесь люди ждут.

– Будьте спокойны, не опоздаю. А вы, Игорь Алексеевич, не забудьте захватить картины. Мы дадим за них хорошую цену, – магистр отключился.

– Хорошую цену… – пробормотал Корсаков, вспоминая, как торговался с Жучилой, призвав на помощь заезжего провинциала, – да я с вас за эти картины семь шкур сдеру и не хрюкну.

Он вернулся в комнату, прошел к кровати и присел на корточки возле картин. Краски в темноте казались выцветшими, а фигуры на полотнах размытыми, призрачными. Он осторожно снял полотна с рам и скатал в рулон. Шум за столом то нарастал, подобно волне, то стихал, когда гости в очередной раз приникали к стаканам. Игорь вернулся к двери и критически оглядел пирующих.